Направив агента к даме, над которой нависла смертельная опасность, Иван Дмитриевич направил туда же трех переодетых полицейских, чтобы наблюдали за домом. Напрасно они мерзли на морозе, ночь прошла без происшествий, а утром придя на службу, Путилин обнаружил принесенный пакет, в котором лежала сторублевая ассигнация и записка: «Покорнейше прошу передать агенту за беспокойство и усердие». Только спустя месяц полицейский признался, когда вошел в богатый дом он был поражен, что на две персоны сервирован стол.
– Прошу прощения, Дарья Николаевна, в котором часу может явиться Ваш поклонник?
– Какой поклонник? – удивилась дама.
– Да тот, что собирался Вас убить?
– Не знаю я никакого поклонника! – с улыбкой произнёсла хозяйка.
– Как не знаете? – остолбенел агент.
– Я пошутила, сидела в одиночестве, а сегодня праздник, вот и решилась прийти к Путилину разыграть сценку. Сочинила историю. Правдива ли была?
– А вы часом не актриса?
– Нет, Бог миловал.
– Но Вы же могли взбудоражить весь сыск…
– Что за удовольствие Вам разбираться в шутке бедной женщины. И знаете, – она улыбнулась, – не поверю, что Вам неинтересно находится в моем обществе.
Возразить было трудно.
Пороки человеческие. 1871 год
Весь день тяжелые тучи медленно плыли по небу, только под вечер пошел мелкий моросящий дождь. С улиц и без того пустых начали исчезать последние прохожие, остались только спешащие по делам или возвращающиеся домой, иногда пробегала фыркающая лошадь, понукаемая извозчиком.
Ванька, посыльный при купце Феропонтове, быстрым шагом, иногда переходящим в бег, спешил выполнить поручение. Обувка промокла насквозь, он чувствовал при каждом шаге неприятную мокроту. На Верейской улице он наткнулся на лежащего на земле человека и грохнулся в лужу, вымочив единственные штаны. На глаза накатились слезы.
– Ты чего, – только и сумел произнёсти он, шмыгая носом.
Обидно споткнуться о пьяницу в такой непригожий день.
– Домой бы шел, – он потряс за плечо лежащего, – дома небось теплее.
Человек не отвечал, только в распахнувшемся вороте показался глубокий разрез на шее, из которого уже перестала течь кровь.
Ванька отпрянул и заверещал детским неокрепшим голосом.
В прихожей раздался звон колокольчика. Шаркающей походкой, бранясь вполголоса, прошла Глаша,.
– Кого черти принесли, на ночь глядя?
Хотя до ночи было еще далеко, в сентябре не так рано темнеет, как петербургским зимним вечером.
– Иван Дмитрич, – раздался зычный Глашин голос, – Иван Дмитрич, помощник пожаловал по Вашу душу.
– Зови, – раздался хриплый голос хозяина квартиры.
Сам он поднялся с кресла и прохаживался по кабинету, в ожидании помощника. Тот не заставил себя ждать, он не мог привыкнуть к домашнему виду своего начальника, в особенности его веселил халат, в котором Путилин выглядел мелким помещиком, не знающим какое занятие найти себе на вечер.
Вошедший поздоровался и остановился на пороге.
– Здравствуй! – ответил на приветствие Путилин.
– Иван Дмитрич, на Верейской найден убитый, а на Екатерингофке утопленница.
– Веселый воскресный вечер, – произнёс хозяин дома и громко произнёс, – Глаша, где мой сюртук?
– Несу, несу, – раздался ворчливый женский голос, – куда на ночь глядя, неужто до утра не потерпеть, – она несла на вытянутых руках требуемую вещь.
– Не ворчи, – строго цыкнул Иван Дмитриевич, но по его лицу было видно, что он давно привык к ее постоянному бормотанию.
Уже сидя в коляске, Путилин спросил:
– Что за спешка такая?
– На Верейской, у четвертого дома найден убитый, я сам там не был, а со слов околоточного знаю, что горло перерезано от уха до уха. Его мальчонка нашел, бежал то ли с поручением, то ли домой, не знаю.
– Хорошо, – Иван Дмитриевич поднял воротник и пробурчал себе под нос, – однако ничего хорошего, – до места просидел в раздумье, опершись на трость, которую носил для солидности.
Моросящий дождь стал слабее, но заставлял поеживаться от холода. Михаил, помощник Ивана Дмитриевмча, открыл свой зонт, когда вышел из коляски на скользкую брусчатку.
Убитый лежал у стены, рядом валялся картуз. Лицо выражало спокойствие, словно смерть настигла его мгновенно, и он не успел понять, что душа покинула бренное тело.
Путилин опустился на корточки и взглянул на рану, повернув голову из стороны в сторону.
– Убийца подкрался сзади, рана больно тонка, скорее всего бритвой, – рассуждал он, шепча себе под нос, – слева направо, значит убийца правша. В карманах деньги, часы на цепочке. Ничего толком не взято. Кто он? – указал рукой на покойника.
– Глеб Данилов Петров, – ответил околоточный и добавил, – тут рядом в доходном доме Кулакова с женой проживает… проживал, – снял фуражку, перекрестился, – мясником был в лавке купца Смирнова на Гороховой.
– Так, кто его нашел?
– Ванька, посыльный при купце Феропонтове, испугался убиенного, у нас в околотке сидит сердешный, трясется, как осиновый лист. Оно и понятно, не каждый день убиенных находит, – снова рука сотворила крестное знамение.
– Хорошо, поговорим с нашедшим покойника. Потом посетим безутешную вдову, – спрятал лицо за воротником.
Ванька был лет десяти с задранным к верху маленьким носом, который беспрестанно утирал промокшим рукавом. Глаза просохли от слез, но на лице остались грязные следы.
– Здравствуй, – улыбнулся Путилин и присел на свободный стул, вытирая носовым платком руки, – как тебя зовут?
– Ванькой, – серые глаза с испугом смотрели в лицо начальника сыска.
– Стало быть, Иван, – произнёс Иван Дмитриевич, – вот что, расскажи теперь мне о своей страшной находке.
Мальчонка поежился и, не поднимая глаз, посмотрел на свои руки.
– Было так, – начал он свой рассказ, – бегу по поручению хозяина, хотелось побыстрее вернуться и к горячей печке прислониться, ведь дождь так и поливал, а у меня обувка прохудилась, – он показал на ноги, – замерзли—то мои кормильцы, вот я больше на дорогу поглядывал, а на Верейской из подворотни выскочил и об… об…, – мальчишка запнулся.
– Дальше.
– Об него и споткнулся, – он поднял голову, – я—то сперва подумал пьяный валяется и тормошу его, мол домой иди, там лучше, чем в луже спать, а у него… него… —мальчонка заплакал, вытирая грязными руками лицо.
– Ясно, – Путилин поднялся, большего ждать не приходилось, распорядился, чтобы мальчишку отвели домой, – теперь к убиенному на квартиру.
– Да тут недалече, – ответил околоточный, – через пять домов.
– Что ж, проводи, – Иван Дмитриевич надел шляпу, – хорошо бы и с соседями поговорить, – сказал, выходя на дождливую улицу.
Квартира убитого, где он проживал вместе с женою, находилась на третьем этаже.
Поднимаясь по лестнице, Иван Дмитриевич уже немного знал о семейной жизни несчастного, у входа сумел поговорить с дворником– татарином, который по секрету поведал, что к молоденькой женке убитого Варваре Тихоновне ходил юркий поляк и только в то время, когда мясник был занят своей работой, чем там они занимались он не знает, но у них, мусульман, за такие дела камнями бьют.
Дверь была открыта. Путилин прошел через небольшой коридор в светлую маленькую комнату. Хозяйка сидела на стуле. Только осунувшиеся лицо говорило, что на ее плечи свалилась нежданная беда.
Иван Дмитриевич поздоровался.
Хозяйка сидела, словно каменная статуя, в ответ не проронила ни слова, казалось, что даже перестали двигаться ее ресницы.
Начальник сыска остановился, внимательно осматривая столовую комнату, присмотрелся к недорогой мебели. Казалось, что хоть и обставлено без излишней роскоши, но с каким– то привитым только воспитанным в строгости женщинам уютом. Путилин молчал, изредка бросал взгляды на женщину, тяжело разговаривать с родственниками убитых, но мог появиться маленький след, чтобы хотя бы тронуться с места на пути поиска истины.