– Он больше немец, чем я. Я даже не немец, а европеец, а Петр Третий даже не немец, а голштинец.
И Фридрих послал в Петербург своего любимца с тайными полномочиями, самыми важными и щекотливыми.
Барон Гольц, хотя молодой человек, уже заявил себя на поприще дипломатии. Он был вдобавок очень образован, тонкий и хитрый и обладал искусством, или, скорее, даром, нравиться всем.
Но ума и искусства тут было мало; Фридрих придал ко всем качествам посла туго набитый кошелек.
– Деньги в России – все, – сказал он. – Кто поглупее, берите того даром; кто поумнее, покупайте.
Гольц приехал в Россию в феврале и теперь, через два месяца, лично знал весь чиновный Петербург, и все сановники любили его, даже те, которые считались немцеедами. Но Гольцу было этого мало, он проникал всюду, из всякого извлекал то, что мог извлечь. Думая о своей деятельности в Петербурге, он невольно мог самодовольно улыбнуться. Он мог сказать, что ткал большую фридриховскую паутину, в которой должна была поневоле запутаться Россия.
Вскоре после своего приезда Гольцу удалось среди всех иностранных резидентов занять не только первое место и сделаться другом государя, но ему удалась самая хитрая и в то же время самая простая интрига. Послы иностранные и резиденты всех великих держав перестали быть принимаемы государем. Только один английский посол Кейт бывал иногда, но не имел и тени того влияния, каким пользовался Гольц.
Австрийский и французский посланники, Брейтель и Мерсий, имевшие огромное значение при Елизавете как резиденты союзных держав, теперь как бы не существовали.
Гольц убедил государя, что все посланники должны относиться к Жоржу почти так же, как к нему, императору. Гольцем и был придуман первый визит послов к принцу. Так как это было против всяких правил и принятых обычаев в дипломатическом мире, то все послы отказались являться к принцу. Государь разгневался, принимал послов, но обходился с ними крайне резко. Подошла Святая. Гольц опять замолвил словечко о визите, и на этот раз, когда послы снова отказались отправиться с поздравлением к принцу, тот же Гольц тонко надоумил государя не принимать в аудиенции ни одного резидента, покуда они, списавшись со своими правительствами, не исполнят его приказания.
Последствием этого был мирный договор между Россией и Пруссией, который готовился к подписанию государя.
За это время Гольц закупил всех окружающих государя и придворных и вельмож высшего общества – одних своим умом и любезностью, других просто червонцами. Вскоре он пользовался уже таким влиянием на государя, что сам принц Жорж часто просил его замолвить словечко о чем-нибудь, касающемся внутренних дел.
Гольц был слишком умен, чтобы не заметить все увеличивавшегося ропота на действия нового императора. Он боялся за Петра Федоровича и его популярность, потому что с его личностью было связано спасение Фридриха и Пруссии. Он зорко следил за всеми, кто не был искренним, откровенным другом Пруссии, в особенности за теми, кого он не мог купить ни ласковостью, ни деньгами.
Но как иноземец, хотя и талантливый, Гольц ошибся, и те, кого он считал самыми влиятельными и в то же время врагами своими, в сущности, не имели никакого значения; тех, кто усиливался всякий день, был тайным заклятым врагом и правительства, и новых сношений с Фридрихом, Гольц не приметил. Да мог ли он думать, что в этой большой империи, в этой столице на самой окраине империи, все зависело от преторианцев? Мог ли Гольц думать, что маленький кружок офицеров на углу Невского и Большой Морской, в маленьком домике банкира Кнутсена, есть главный враг его?
Гольц продолжал ежедневно заводить новые знакомства и новых друзей. Однажды он встретил на одном вечере блестящую красавицу, иноземку, как и он, вдобавок говорящую не хуже его самого на его родном языке, и он решился познакомиться с ней.
Дело было нетрудное. Фленсбург, с которым он был в отличных отношениях, оказался хорошим знакомым красавицы. Хотя очень не хотелось адъютанту принца ввести опасного соперника в дом женщины, в которую он был влюблен сам, но делать было нечего.
Через два дня после разговора Маргариты с Фленсбургом барон явился к ней, просидел очень мало, но, конечно, успел понравиться Маргарите.
Посещение такого влиятельного лица, почти друга государя, не могло не быть лестным графине. На другой день Гольц, под предлогом спросить у светской львицы, кто лучший золотых дел мастер в Петербурге, явился опять, но просидел гораздо дольше. Маргарита для большого заказа, который Гольц хотел сделать, рекомендовала ему бриллиантщика женевца Позье.