- Ну, и что ж ты скажешь директору?
- Что ему скажешь... Хочешь послушать? - он озорно повел глазами и занес палец над кнопкой на торце стола. - Сейчас позову.
Я вспомнил, как директор при моем появлении поспешно взял со стола желтую папку (видно, там был второй экземпляр этого письма), с какой готовностью уступил мне очередь в кабинет, как услужливо кланялся, улыбался виновато: "Проходи, мол, ради бога... только не со мной..."
И не мог пересилить себя.
- Неловко, - ответил я. - Лучше съезжу к Ступину.
- Ну, как знаешь.
Поездка моя в совхоз "Мещерский" случилась неожиданно скоро. На другой день с утра поднялась такая метель, что не видать было домов на том порядке улицы. За двое суток немыслимой крутоверти намело-насугробило столько снегу, что мой Семен Семенович забастовал: "Куда в такую непогодь на охоту? В снегу вымокнешь по самую ширинку". У Гладких открылся какой-то семинар, и ему не до охоты. Я было загрустил совсем.
- Ты, кажется, к Ступину хотел съездить? - спросил меня Гладких. - У нас подвода туда идет. Секретарь застрял в лесничестве. Поезжай.
И я поехал. Совхоз "Мещерский" лежит в лесной полосе километров за двадцать от Тиханова. Туда и в обычную пору проехать было нелегко, а уж в распутье да в зимние заносы на автомобиле и не суйся.
Не доезжая до Еремеева, мы встретили странную подводу. Гусеничный трактор тянул грубо сколоченные сани, на которых стояли две железные бочки, валялись толстые оцинкованные тросы, лопаты, и в самом задке прижались две бабы, закутанные в клетчатые шали, да мужик в тулупе.
- Куда они снарядились? - спросил я своего возницу.
- В Пугасово, за горючкой.
- За пятьдесят верст на тракторе? - удивился я.
- А на чем же еще? Грузовики не ходят: то ростепель, то заносы. Лошадей нет.
- Но они же и за сутки не обернутся?
- По два дня ездят. С ночевой.
- Какой смысл гонять трактора в такую даль?
- Нужда... Горючка необходима для тракторов.
- Они что, снег пашут?
- За кормами ходят.
- Куда?
- На луга... километров за сорок. Как только путь установится, по пороше то есть.
- Батюшки мои!
Возницу нисколько не трогало мое удивление. Он дергал вожжами, похлопывал шубными рукавицами, покрикивал на лошадь и, как бы между делом, пояснял мне, зачем нужна горючка к тракторам в такую пору, пояснял обстоятельно, терпеливо, как это делают неразумным детям.
- Поскольку совхоз откормочный, без сена никак нельзя.
- А трактора в разнос пускать можно?
- На то они и есть трактора. Не на себе ж таскать сено-то.
- Трактора в пять раз дороже сена!
- Мало ли что. В ином деле себя не бережешь. А то трактора. - Мой возница был неуязвим, сидел бочком, вполоборота и смотрел куда-то в сторону.
Эта странная отрешенность, уклонение от существа дела озадачила меня и в разговоре с директором Проскуряковым. Он также глядел куда-то в сторону, морщил лоб и сводил брови с тем выражением, которое передается вопросом: "Что вы, собственно, от меня хотите?"
- Как же это, в лесной глухомани, вдали от лугов создали откормочный совхоз? - спрашивал я директора.
- Очень просто. Был колхоз, перевели его в совхоз.
- Зачем же?
- Потому что слабый был колхоз... нерентабельный.
- А совхоз крепкий?
- И совхоз слабый.
- Чего же добились? Неужели вы считаете разумным гонять трактора в эдакую даль за сеном?
- А ближе нет его, сена-то.
Логическая фигура замыкалась, и выйти из этого заколдованного круга не было никакой возможности.
Мы сидели в бухгалтерии. На столе у бухгалтера лежал список. Трактористы и возчики, одетые в полушубки, ватные брюки, входили по очереди, расписывались, потом шумно дули на руки - с мороза пришли - и получали по три рубля на ночевку, для сугреву.
- На сколько же хватает горючки, привезенной из Пугасова? - спросил я "директора.
- На один рейс.
- А потом?
- Все повторяем... Те идут за сеном, эти в Пугасово.
- Весело живете. А Ступин ездит за сеном?
- Сейчас - нет... - ответил директор, помолчав.
- Почему?
Директор провел ладонью по лбу и поморщился:
- Он свою долю привез летом.
Я вышел на улицу, отпустил возницу в лесничество, а сам пошел искать Ступина. Возле колодца с журавлем я спросил старуху:
- Скажите, где Ступин живет?
- Какой Ступин? У нас, в Еремееве, полсела Ступиных.
- Который машины изобретает... Петр Александрович.
- А-а, Петька Барин! Ступай в конец села. Там стоит на отшибе новый дом под зеленой крышей. Увидишь. А нет - спросишь, где, мол, Барин живет.
Я сразу угадал дом Петьки Барина, - он стоял на высоком берегу Петравки, в окружении старых лип и заломанной чахлой сирени, чуть вынесенный из общего порядка улицы. Дом большой, обшитый свежим тесом, назамшелом фундаменте из дикого камня. И крыша зеленая, и вертлюги на крыше.
Хозяин встретил меня на улице; он обносил забором эти раскоряченные липы, да выщербленную сирень, да кое-где уцелевшие изуродованные яблони жалкие остатки от большого сада. Хозяин был видный мужчина, широкоплечий, рослый, с лицом народного артиста, полный собственного достоинства. На нем была черная стеганка, открывавшая его мощную, кирпичного цвета шею, высокие, за колено, валенки и серая армейская шапка. Мы поздоровались. Я назвал себя, сказал, что приехал из газеты, что наслышан о нем и хотел бы написать... Словом, обычное приставание газетчика, когда хочешь понравиться человеку и выудить из него нужный "материал". Ступин вел себя не то чтобы просто, а величаво: протянул свою необъятную железную ладонь, чуть прикрыл большие сонные глаза и представился:
- Петр Александрович.
- Давно здесь поселились?
Он вскинул веки, повел крючковатым носом, как пробудившийся орел, и застыл в ожидании. "Чего ради спрашиваете?" - было написано на его крупном суровом лице.
- Поместье старое, а дом новый, - сказал я, кивая на черные липы.
Он поджал губы и насупился, видимо, уловил намек на его прозвище Барин.
- Здесь жили братья Потаповы, мельницу на Петравке держали. Вон там. Видите, железо торчит из камня? Была плотина. А под берегом... вон, где лозняк, питомник держали. Фруктовые деревья разводили... Торговали.
- А где же они?
- Сослали в тридцатом году.
Он пошел к изгороди, неторопливо сложил в деревянный ящик свой нехитрый инструмент и сказал коротко:
- Проходите в избу.
В доме нас встретила хозяйка, удивительно похожая на самого Ступина, такая же степенная, рослая, с большим и строгим лицом.