Несколько в отдалении от всех, недовольный присутствием на совете безродного друга государя Алексашки Меншикова, нахохлившись, сидел боярин Борис Петрович Шереметев.
Борис Петрович Шереметев
Боярин гордился своей родословной, шедшей от Андрея Кобылы, гордился тем, что в его роду были люди, прославившие себя в многочисленных боях за Отечество против поляков, крымцев и прочих недругов России. Сам Борис Петрович, родившийся в 1652 году в Москве, девятнадцати лет от роду начал службу при дворе государя Алексея Михайловича. В 1681 году он уехал в провинциальный Тамбов, в качестве тамошнего воеводы, потом командовал войсками, действовавшими против крымских татар, за что получил боярский чин. В двухлетие 1685–1687 годов Борис Петрович вел трудные переговоры с ляхами, участвовал в заключении Вечного мира в 1686 году с Речью Посполитой. Потом судьба бросила его в Австрию, где он сумел заключить союзный договор с «цесарцами». Год спустя многоталантливый боярин уже командовал государевыми войсками в Белгороде, прикрывая опасную южную границу государства. Потом активно участвовал в крымских походах князя Василия Голицына. И сейчас, сидя в сумрачной зале Пушечного двора, Шереметев еще не знал, что жить ему на белом свете осталось двадцать пять лет, что станет он графом и генерал-фельдмаршалом, что отличится во многих сражениях Северной войны и войдет в историю России как дипломат и «способный, но несколько медлительный военачальник». Слегка одутловатое лицо Бориса Петровича было спокойно, большие глаза в полуприщур глядели в сторону молодого государя, тонкие брови, презрительно вздернутые вверх, как бы говорили: «И зачем государь пригласил сюда этого выскочку Меншикова?!»
Александр Данилович Меншиков
Сам же Александр Данилович Меншиков вовсе не считал себя выскочкой и горел желанием в походах и битвах с врагами России показать свое полководческое умение.
Еще раз оглядев собравшихся пытливым взглядом, Петр взволнованным голосом заговорил:
– Господа военный совет! Сия консилия собрана нами, дабы решить наиглавнейший для государства Российского вопрос о выходе к морям Азовскому и Черному. Держава наша до тех пор не будет иметь росту политического и торгового, доколе не заимеет выхода в Европу. Вопрос сей, господа военная консилия, есть вопрос жизни и смерти для государства нашего!
Петр замолк и, тоном уже спокойным и рассудительным, продолжал: «Империя Оттоманская занята сейчас войною с Австрией, Речью Посполитой и Венецианской республикой. Силы ее, у Азова обретающиеся, не столь велики, как ранее были. Настал наш час, господа. Недавняя Марсова наша потеха под Кожуховым стала предвестником настоящего дела. Посему предлагаю: дворянская конница и украинские казаки гетмана Мазепы, общим числом до ста двадцати тысяч, под непременной командою Бориса Петровича Шереметева нанесут удар по днепровским низовым укреплениям Тагану, Казикерману, Арслон-Ордяку. В официальном нашем манифесте, предназначаемом для султана турского и Европы, мы объявим Крым главным местом военных действий, в то время как сей главный удар нанесем мы по Азовской твердыне турок!»
Петр решительным движением пододвинул к себе карту и упер указательный палец в устье Дона, где располагался Азов. «Для сей цели, – продолжал он, – предназначаются полки регулярного строя, а именно: Преображенский, Семеновский, Бутырский и Лефортов. В помощь им придаются московские стрельцы, городовые солдаты, украинские и донские казаки. Всего, господа, наберется, как я полагаю, более тридцати тысяч бойцов».
Собравшиеся одобрительно загудели, Меншиков, приподнявшись, покрутил головой, улыбаясь. Лишь Шереметев и Гордон промолчали. «Во главе сей азовской армии полагаю быть консилии, из трех генералов состоящей: а именно Головина, Гордона, Лефорта. В команду каждому из вышеназванных генералов выделяется по дивизии солдат».
– Мин херц! – не выдержал Меншиков. – А кой чин в сем походе будешь иметь ты?
– Сыщется и мне чин, Данилыч! – улыбнулся Петр. – В походе сем буду именоваться я «господином первым бомбардиром Петром Алексеевичем!»
– Полагаю, – вмешался в разговор Патрик Гордон, – что решения консилии вступят в законную силу не иначе, как с согласия бомбардира Преображенского полка Петра Алексеева?
– Истинно так! – просто ответил Петр и добавил – Отныне прошу вас, господа, так меня и величать, в переписке особливо, ибо замечен особый интерес к нашим предприятиям со стороны господ иноземных послов и дипломатических агентов. Вот, например, принадлежащий к иезуитскому ордену австрийский дипломатический агент Плейер, коий обретается в державе нашей под видом изучения языка российского, а на самом деле для распространения своей веры католической, доносит в Вену императору Леопольду, что «царский двор», то есть мы, «постоянно тайно о чем-то совещаемся» и что мы через посредство атамана донских казаков собираем сведения о состоянии турецкой крепости Азова. Это бы еще ничего, мало ли в прошлые годы запрашивали мы сведений об Азове у донских казаков, только вот доносят мои послы в Константинополе, что султан турецкий Мустафа интересовался у патриарха константинопольского не мыслит ли белый царь, то есть я, похода под Азов и просил патриарха посоветовать нам воздержаться от похода сего. Но мы не станем воздерживаться! – улыбнулся Петр. Обстановка в зале несколько разрядилась, присутствующие, уставшие от долгого сидения, задвигались, загомонили.