Когда усталые и голодные солдаты Петра прибыли в Паншин, надеясь отъесться здесь на припасенных хлебах, выяснилось, что воры-подрядчики не заготовили обещанных запасов.
– Мин херц! – возмущался Менщиков. – Даже соли воры-подрядчики не сподобились запасти. Полное оскудение ратным людям в пище, господин бомбардир!
– Ладно, не латошись, Алексашка, – зло дергая черными усиками, остановил Меншикова Петр. – Не может того быть, чтоб ничего не приготовили. Ведь я им, дьяволам, такие деньги заплатил… Суда хоть приготовили?..
– Суда есть, мин херц! – успокоил царя Меншиков. – Хоть счас в путь.
– Добро, Данилыч, – устало махнул рукой царь. – Роздых солдатам надобно дать, уж больно умаялись сердешные. К Черкасску тронемся девятнадцатого дня, – и добавил жестко: – А подрядчиков сих, злодеев, повесить велю, как сыщутся! Ужель и у Гордона такая ж конфузия, как у нас? Эх, Русь ты моя горемычная!
У генерала Гордона дела шли тоже не лучшим образом. Шотландец вывел свои войска из Тамбова в конце апреля 1695 года. Под его командой состояли четыре полка тамбовских солдат, Бутырский полк и семь полков московских стрельцов. С собой они везли мортиры, дробовики, фальконеты, порох, ядра, гранаты, доставленные в Тамбов из Москвы и Брянска. Планировалось за три недели добраться до Черкасска, но жизнь показала иное.
С самого начала похода выявилась леность, непослушание и нерасторопность стрельцов, часто не выполнявших приказы командиров. Особенно возмутился обычно спокойный и беспристрастный Патрик Гордон, когда, подойдя к Северскому Донцу, увидел, что моста, строительство которого было поручено стрельцам, нет и в помине. Пришлось бросать все и строить мост, тратя силы и драгоценное время.
– Эдак мы и до осени к Азову не дойдем! – возмущался Гордон.
И в самом деле, вместо положенных по плану трех недель его войска потратили на путь к Черкасску два месяца. Ко всем неприятностям добавилась традиционная: подрядчики не запасли всех необходимых для похода продуктов, и войска стали испытывать недостаток в хлебе и соли. «Господин Бомбардир, печаль нам слезная из-за воров подрядчиков, что от непоставки их тебе…» – жаловался Петру Гордон, но упорно шел вперед, торопясь к азовским берегам.
Недалеко от Раздорского казачьего городка генерала Гордона с сотней донцов сопровождения встретил войсковой атаман Фрол Минаев. Уже издалека заметили они гордоновские струги, стоя на высоком берегу Дона. Было видно, что гребцы устали от долгого пути, и весла тяжко и медленно вздымались над водой… Рядом с Фролом Минаевым, плотным, темноглазым и смуглолицым, стояли старшины Обросим Савельев, Илья Зерщиков, Лукьян Максимов, Григорий Белицкий и некоторые другие старшины, одетые в праздничные одежды. Поначалу молчали, потом, завидев медленно ползущие по спокойному Дону Гордоновы суда, стали обмениваться негромкими фразами.
– Не по душе мне сии гости, – ни к кому не обращаясь буркнул Илья Зерщиков. – Чую нутром, беду они несут Дону… Слыхал я, крут норов у царя Петра, поотбирает он вольности казачьи, а брата нашего, казака, запишет в солдаты подневольные.
– Не каркай, Илья! – беззлобно отозвался Минаев. – Избавление от турок несут нам государевы полки. Свободный выход получим мы в Азовское и Черное моря; то, за што вот ужо почти две сотни лет бились наши прадеды.
– Поглядим!.. – неопределенно буркнул Зерщиков.
Пройдет с того момента немного времени, будет взят Азов, и казаки почувствуют крепкую руку царя Петра, именно в те поры родится песня, оплакивающая вольности донские, утерянные с приходом Петра на Дон:
Но это будет потом, а ныне и Фрол Минаев, и Илья Зерщиков, и их друзья-старшины дружно заторопились к раздорскому причалу, когда туда стали медленно чалить суда генерала Гордона. С головного корабля, приставшего к берегу первым, кинули крепкий мостик без поручней, по которым резво сбежало несколько матросов. Потом не спеша, спокойный, высоко подняв голову, сошел Патрик Гордон. Он обнял смущенного атамана Минаева, раскланялся со старшинами, пожав затем им руки.