С курыканами, их скотоводческой культурой многими нитями связаны в Якутии самые северные в мире представители скотоводческого уклада жизни и тюркских языков. Свидетельством этому служат найденные на Лене курыканские рунические надписи. Они расшифровываются по-тюркски, как и аналогичные письменные документы на камнях по Енисею, а также рунические надписи Монголии. На наследство тех же курыканов, как предков или, по крайней мере, одного из компонентов, вошедших в состав позднейшей бурятской народности, может претендс-вать и одно из крупнейших бурятских племен — хорпнскпе буряты.
Как полагают различные исследователи, в том числе Г. Н. Румянцев, посвятивший происхождению хорпнцев (хори-бурят) особую монографию, в наименовании хоринцев до наших дней дошло имя курыканов, создавших в VI—X вв. н. э. самобытную и богатую культуру на Байкале, в долинах Ангары и Лены. Имя курыканов, или фурп, было широко известно тогда не только на востоке, где жили их родичи уйгуры и орхонские «голубые» тюрки, но и на западе — в Хорезме, Иране и других странах, где о них писали на арабском и персидском языках. Байкал служил естественным географическим узлом для культурно-исторических и экономических связей, соединявших некогда Среднюю и Центральную Азию. Арабские и персидские купцы шли из страны енисейских кыргызов вверх по Ангаре в страну'курыканов, а оттуда по Байкалу на Селенгу, в глубь степных кочевий, к уйгурам. Та же трансконтинентальная дорога использовалась, очевидно, и позже, в монгольское время. Впоследствии в эти пространства проникают чисто монгольские по языку и культуре. племена— предки позднейших бурят. Они пришли сюда тоже в незапамятные времена, скорее всего, в XI в. н. э., до возникновения державы Чингис-
хана и его преемников. Здесь они были в то время, когда монгольские феодалы начали свои завоевательские походы. Предки бурят, как и другие «лесные народы» того времени, остались вне этих завоевательских войн и сохранили поэтому свой древний уклад родовой жизни и свою шаманскую религию, поколебленную, а затем и уничтоженную буддизмом. Разумеется, даже до Байкала и Баргузина докатывались отзвуки событий, происходивших в степях Центральной Азии и на просторах Восточной Европы.
Древняя, забытая потомками, история первобытных обитателей Байкальского побережья только туманным и отдаленным отзвуком доходит к лам через тьму веков в наивных легендах и шаманских поверьях; в рассказе о чудесном котле Чпнгпс-хана па острове Ольхоне, в котором будто бы до сих пор лежит конская голова, сваренная его сподвижниками; в легендах о мифическом племени хара-монголов и удивительном племени баргутов, которое было старше самого Чингпс-хана и дало название Баргузину — Баргуджин Тукуму монгольских легенд, «краю света» но понятию монголов ХШ—XIV веков.
С суровыми берегами Байкала связана и поэтическая легенда о происхождении бурятского народа. В ней рассказывается о мифическом пер-вонредке-тотеме, божественном быке Буха-Нопопе, о его борьбе с сипим ■быком Тайжп-хана, о чудесном рождении предков бурят — Эхирита и Бул агата, о их матери — вещей шаманке Асуйхаи.
И все же древняя история Байкала не пропала бесследно. О пей рассказывают не только отрывочные строки летописей, но и вещественные документы, безмолвные, но красноречивые свидетели былого — археологические памятники Байкальского побережья и острова Ольхона — этого средоточия древних легенд и исторических преданий монгольских пародов1.
В каждой более или менее удобной бухте на берегах Байкала можно увидеть следы древней жизни. Прежде всего первобытных охотников каменного и раннего бронзового веков. Таковы остатки их поселений, где в песке можно найти узорчатые черепки глпняпых сосудов, нередко представляющие собой образцы высокого орнаментального мастерства, тонко отделанные наконечники стрел из кремня, разноцветных яшм, и полупрозрачного халцедона. Даже эти простые, бытовые по их назначению, вещи можно отнести к произведениям ювелирного искусства — ювелирного по топкости и изяществу технической отделки.