Возможно, также, что предки бурят-хоринцев воспользовались существовавшей из поколения в поколение у каких-то аборигенных племен древней фольклорной традицией. Г. Н. Румянцев, посвятивший много труда выяснению этногенеза бурят, в особенности хоринцев, и полагавший, что в составе бурят имеются аборигенные составные части, склонен думать именно так.
В рассказе М. Н. Хапгаловаинтересно то, что именно туда, за Байкал, к озеру Садамтын-Сагап, где в великолепных дворцах обитают в числе доб-
рых сатииских бурхапов Хоридой и его супруга-лебедь, приходят после смерти добрые белые шаманы. Там они поступают в услужение великим своим богам, входят в число их свиты и.
Эта легенда-миф снова напоминает о рисунках в Сагап-Заба и Ля, где лебеди находятся в сочетании с изображениями шаманских духов, и должно быть, в одном с ними мифологическом контексте. Но каком именно?
Существенно поэтому, что легенда о лебеде — небесной жене — приурочена не только к предку хоринцев Хоридою, по и к шаманам. О белом шамапе Нарлаке—одном из предков хоринцев,— М. Н. Хапгалову рассказывали, что у пего была небесная жена Дошхин-Сомои, которая обращалась в лебедя, спускаясь па землю, садилась в юрте па поперечину между столбами юрты, кричала по-лебедипому, а затем поднималась обратно на небо 72.
Легойда о Барлаке и его небесной жене имеет прямую связь с представлениями о сексуал ьном избранничестве шамана духом женского пола — его небесной женой, о чем писал Л. Я. Штернберг. Согласно упомянутой выше легенде у шамана Барлака было еще две жены па земле, а третья, лебедь, на небе 73.
Здесь отчетливо выступает первичная, чисто шаманская, основа позднейшего рационализированного рассказа о Хоридое — муже небесной жены-лебедя. Подобно якутскому божественному предку Эллею, Хоридой был, очевидно, сначала наделен чертами культурного героя и первого шамана. Таковыми были, вероятно, антропоморфные существа — могущественные обожествленные шаманы, изображенные па скалах в бухтах Саган-Заба и Ая рядом с их небесными женами-лебедями.
Заключая анализ байкальских петроглифов, следует остановиться па их месте среди всех других, известных нам теперь, петроглифов Евразии. Сравнивая байкальские петроглифы с наскальными изображениями других территорий Евразии можно видеть, что в их сюжетах, за исключением изображений скачущих галопом оленей, нет или почти нет точек соприкосновения с тем огромным по протяжению миром древнего искусства, который лежит к востоку и к северу от Байкала. Но тем рельефнее выступают их внутренние связи с петроглифами, расположенными западнее Байкала.
В первую очередь, как мы уже видели, такие связи прослеживаются с петроглифами, выбитыми па скалах в низовьях р. Оки, на утесах Братской Кады. Эти-связи уходят еще дальше на Запад — в Карелию и Северную Европу.
О хвостатых человечках на петроглифах Карелии,Швеции и Норвегии, имеющих общие черты с сибирскими, в частности с ленскими изображениями такого рода, нам уже не раз приходилось писать74. К этому теперь мож-
но добавить фигуру рогатого человечка-шамана из бухты Сагап-Заба, у которого тоже имеется хвост сбоку, как у шишкинских хвостатых человечков.
Не менее важны в этом плане для характеристики западных связей байкальских петроглифов лебеди. Среди многочисленных петроглифов Центральной Азии неизвестно пи одной фигуры лебедя. Едипствепное исключение — фигуры птиц, стилистически близких к лебедям бухты Саган-Заба, выбитые па камне одной из плиточных могил Монголии. Птицы эти располагаются вереницей, одна под другой, как па одной из композиций Сагап-Заба. Эти фигуры мы наблюдали вместе с В. В. Волковым, который видит в них (и, вероятно, справедливо) не лебедей, а дроф 75.
Что же касается западных аналогий, то это, во-первых, лебедь или гусь, изображенный па скале Братской Кады в низовьях Антары в чисто карельской петроглифической манере. Такова общая поза, в которой изображен большскадипскийлебедь, она строго профильная.Характерен выступ на спине птицы, очевидно, условно изображающий поднятые крылья (а может быть, стрелу, воткнувшуюся в спину птицы)76. Это многочисленные изображения лебедей в петроглифах Онежского озера, о которых В. И. Рав-доникас писал, что они выделяются своим обилием среди всех других изоб-ражепий птиц, хотя «вряд ли лебедь мог иметь сколько-нибудь важное или тем более доминирующее хозяйственное значение»77. В. И. Равдоникас описал и опубликовал серию таких фигур, осложненных, но его словам, элементами космической семантики, сопровождаемых символом солнца в виде правильного круга, иногда с лучами, обращенными к птице, а иногда на туловище — радугой. В. И. Равдоникас на этом основании считал, что изображения лебедей связаны с представлениями о небе 78.
74
Окладников А. П. Шишкинские писаницы. Иркутск, 1959, с. 94—97, рис. 35—38. Ср. Moberg Carl-Axel. Introduktion till Arkeologi. Jamforande och nordisk fornkunskap ov professor Carl-Axel Moberg. Stockholm, 1969, fig. 34, 35. Автор срав-
77
Равдоникас В. И. Следы тотемических представлений в образах наскальных изображений Онежского озера и Белого моря. — «Сов. археол.», 1937, № 3, с. 18.