Нет оснований искать здесь и пример конвергентного развития, потому что никакой конвергенцией не объяснить, почему в Скандинавии и на Лене примерно в одно и то же время появляются хвостатые человечки с рожками на голове, а в Карелии и на Байкале — одинаково трактованные лебеди. И точно так же невозможно найти причины для конвергент-
66 Almgren О. Nordische Felszeichnungen als religiose Urkunden. Frankfurt am Main, 1934, S. 130—131, Abb. 84—85.
67 Там же, с. 105—109, рис. 66, 67.
и Kiihn Н. Vorgeschichte der Menschenheit, 2. Neusteinzeit.— In: Du Mont Do-kumente. Kultur und Geschichte. Koln, 1963, S. 157, 167, Abb. 164; Kiihn H. Vorgeschichte der Menschenheit, 3. Bronzezeit und Eisenzeit. Koln, 1966, S. 56—60, Abb. 15—18.
97
7 А. П. Окладников
 |
| Атропоморфная фигура с молотом. Саган-Заба. |
него возникновения таких сюжетов, как лодки с гребцами в них, изображенными в виде вертикальных стерженьков. Тем более трудно обнаружить конвергенцию, когда одновременно появляется серия сходных сюжетов и одинаковых стилевых признаков в столь отдаленных друг от друга местах, как Карелия, Богуслен — на Западе, берега Байкала или Апгары — на Востоке.
Ими представлена определенная система сходных стилевых особенностей и одновременно идеологических мотивов, наличие которых не зависит ни от сходного уровня хозяйственного развития, ни от одинаковых ландшафтных условий.
На Западе, в Скандинавии, своеобразное искусство петроглифов бронзового века имело своей питательной почвой земледелие и аграрную религию. На Востоке, у берегов Байкала, сходные сюжеты наскальных изображений и, вероятно, мифы существовали в среде племен, единственными источниками существования которых являлись охота на таежных зверей и рыболовство. Общим в хозяйственной базе племен далекого Запада и столь же далекого Востока было, пожалуй, только наличие металла, бронзовых орудий труда и предметов вооружения.
Налицо не простая конвергенция, а, следовательно, определенная культурно-историческая общность, такая ситуация, которая сложилась в условиях взаимодействия определенных человеческих коллективов, в результате их обмена культурными элементами в ходе культурных связей. Одцако было бы неправильно целиком отождествлять мировоззрение лесных племен Восточной Сибири, аборигенов прибайкальской тайги, выраженное в образах наскальных рисунков, с духовной культурой племен Запада.
В этом плане особый интерес для характеристики своеобразия искусства и мифологии прибайкальских племен представляют те черты их наскальных изображений, которые могут быть связаны с шаманским культом и мифологией. Петроглифы прибайкальских племен, как мы видели, по основному их содержанию — шаманские. Центральное место в них принадлежит представлениям, связанным с шаманами как посредниками между миром духов и земным, человеческим, миром. В этой связи важно, что шаманский комплекс в целом — с его мифологией и ритуалом — представляет собой стройную и сложную систему, при этом специфическую, выраженно локальную. Настоящего шаманства с бубнами, с характерным шаманским костюмом, который изображает птицу, оленя или лося, и ритуальными танцами, нередко подражающими движениям оленя, медведя, Европа, за исключением лопарей и самоедов, не знала. Нет оснований видеть настоящее шаманство и [на американском континенте: для этого совершенно недостаточно наличия колдунов у американских индейцев—лекарей и посредников между людьми и миром духов.
Мы можем проследить и процесс возникновения всех указанных элементов шаманства в определенное время, на конкретном историческом этапе и на определенном географическом пространстве: в Северной Азии и отчасти в Центральной Азии в зоне контакта между племенами тайги и степей. Конечно, на протяжении веков и тысячелетий шаманство сибирских аборигенных племен могло впитать и, несомненно, впитало немало
посторонних влияний и чужеземных по происхождению элементов. Об этом можно судить по отмеченным выше примерам взаимосвязей между петроглифами Восточной Сибири и той же Карелии и Скандинавии. Однако все эти заимствования наслаивались на конкретную туземную основу, на местный субстрат и входили в него ужо в переработанном виде. Так создавался большой культурный синтез, возникло как бы повое сложное культурное образование. По главную роль в этом процессе взаимодействия культур все-таки в любом случае играли коренные местные элементы.
Судя по археологическим данным, шаманский комплекс, возникший первоначально еще в процессе перехода от камня к металлу, в глазков-ское и, может быть, в китойское время, когда обнаруживаются первые шаманские захоронения со специфическим колдовским инвентарем, полностью складывается в половине П —начале I тыс. до н. э.88 К этому времени и относятся байкальские петроглифы, а также антропоморфные изображения на скалах Большой Кады.
88
Окладников А. П. Неолит и бронзовый век Прибайкалья, ч. III. Главковское время. М.—Л., 1955, с. 344—352; Он же. Древние шаманские изображения из Восточной Сибири.—«Сов. археол.», 1948, вып. X, с. 202—225; Он же. Шишкинские писаницы. Памятник древней культуры Прибайкалья. Иркутск, 1959, с. 104—107; Матни щенко В. И. Материалы по истории раннего шаманизма.—«Труды Обл. краевед, музея», Томск, 1962, вып. VI.