Капитан-лейтенант так углубился в свои мысли, что едва не прошёл мимо небольшого, стоявшего на отлёте домика с зелёными ставнями. Здесь помещался лагерный лазарет, а Стрижников с утра собирался узнать о здоровье заболевшего вчера воспитанника Тропиночкина.
Дежурный санитар предложил ему надеть халат и повёл через крохотный чистый коридорчик в единственную палату, где в полном одиночестве (остальные три койки пустовали) лежал Тропиночкин.
— Тут уж приходили к нему приятели, — сказал санитар. — Малины принесли. Только я не впустил их — не велено.
Он открыл дверь в палату.
Тропиночкин, стоя на койке, усиленно делал знаки кому-то за окном. Заметив входящих, он юркнул под одеяло, но, узнав Стрижникова, должно быть, хотел встать, чтобы приветствовать его.
— Лежите, лежите, — сказал капитан-лейтенант, и знакомая добрая улыбка осветила на миг его умное лицо с двумя одинаковыми морщинками по краям рта. — Как вы себя чувствуете?
Тропиночкин молчал, всё ещё борясь с внезапным смущением, и осторожно поглядывал в окно.
— Что говорит врач? — обратился Стрижников к санитару.
— Врач скоро придёт, — сказал санитар. — Говорит, что застыл где-нибудь сильно паренёк, вот его и прознобило. Малярийный, вроде сказать, приступ. Он, слышь, и раньше малярией болел.
— И раньше болел? — спросил Стрижников у Тропиночкина.
— Было на фронте один раз, — тихо сказал Тропиночкин, — а сейчас у меня больше ничего не болит, товарищ капитан-лейтенант.
— Сейчас-то не болит, — сказал санитар, — а вчера чуть до сорока градусов не догнало. Надо, парень, ещё денёк полежать, а то она, бывает, отпустит на день, а потом опять хватит!
— Потерпите ещё немного, — сказал Стрижников, — а в город поедете на машине… Где же вы так простыли? Спать не холодно было в домике?
— Нет, — сказал Тропиночкин, — не холодно.
Он повернул голову и стал упорно смотреть в окно, на высокие стволы соснового леса.
Стрижников помолчал, потом сел у кровати на табуретку. Санитар вышел. В это время чья-то белая бескозырка мелькнула под окном, и в открытую форточку влетела бумажка, свёрнутая фантиком. Она скользнула по одеялу и упала на пол. Тропиночкин покраснел и нахмурился.
— Кто там? — спросил Стрижников.
— Да ну их! — проворчал Тропиночкин. — Сказали — нельзя, а они не уходят.
Стрижников подошёл к окну и, распахнув его, выглянул наружу. У домика уже никого не было. Брошенная в окно бумажка всё ещё валялась на полу.
— Это, наверное, вам? — Стрижников поднял фантик и протянул Тропиночкину. — Записка какая-то.
— Не знаю, — смутился Тропиночкин, — это не мне.
— А вы посмотрите, — предложил Стрижников.
Тропиночкин покраснел ещё больше и, взяв записку, сжал её в руке и сунул под одеяло. Затем с опаской взглянул на Стрижникова.
Но «папа-мама» смотрел в сторону и, должно быть, думал о чём-то своём.
— Мне бы хотелось, Тропиночкин, поговорить с вами откровенно. У вас родители есть? — спросил он.
— Есть мать, — сказал Тропиночкин медленно, — только она с тех пор, как фашисты отца убили, болеет всё.
— А с отцом вы дружно жили? Не скрывали от него ничего? Всё говорили?
— Не знаю. Он как встанет утром, так в колхоз, в правление, а то в поле. Он председателем был.
— А если провинишься, наказывал?
— Порол один раз, чтобы мать слушался. А мать поругает только, и всё: она добрая.
— Так. А потом на фронте был? Разведчиком?
— И разведчиком и просто так, при комендантской роте.
— Там уж за свои поступки сам отвечал?
— Там все отвечали. И я тоже отвечал.
— Это хорошо, — серьёзно сказал Стрижников. — Значит, у вас есть настоящая фронтовая привычка к дисциплине. У других её ещё нет. — Он помолчал и продолжал задумчиво: — Двое наших воспитанников катались на лодке по озеру со старшим нахимовцем. Да ещё в грозу! Начальник вынужден с этого нахимовца спрашивать в пять раз строже. Просто отчислить его из училища собирается.
Тропиночкин, очень внимательно разглядывавший всё время узоры на одеяле, запыхтел и ещё более нахмурился.
— Метелицына отчислить? — глухо спросил он.
— Да, Метелицына. А вы разве знаете? — удивился Стрижников.
— Он не виноват, — сказал Тропиночкин. — Вовсе он не катался.
— Не катался?
— Это они за мной на остров пришли, а то у меня плот унесло. Я туда переехал на плоту — так просто, посмотреть, а плот и унесло. — Тропиночкин тяжело вздохнул и посмотрел в окно. — Я бы вам, товарищ капитан-лейтенант, и раньше сказал, когда вы спрашивали, да мы слово дали не говорить.