– Да куда ж им деваться, ваше преподобие? – Буркнул Тилло, морщась и потирая ушибленный лоб. – Вдове и Фуггерам совсем уж тесно стало в Швице. Фрау Кубла увела из-под носа младшего Якоба два серебряных рудника. Фуггеры уж и до императора добрались с жалобами, как мне рассказал бургомистр Ланге, но толку мало, потому как перехитрили они сами себя.
– Хмм… Ну этого следовало ожидать, – довольно потер руки преподобный. – Когда горожане выгнали доминиканцев и фогта из Швица, император просил у Фуггеров денег, чтобы снарядить солдат и навести в кантоне порядок. А Фуггеры, как я понимаю, в тот момент уже подсчитывали доходы от рудников и в кредите отказали. Думаю, что сейчас император запросил у них втрое больше. Очень уж у них неудачно вышла афера со вдовой. Три тысячи золотых, из которых им не вернулось ни гроша. И к тому же из вдовы вышла не раба, а соперник. Фрау Кубла со своим торговым домом крепко потеснила Фуггеров. А вместе с ними и доминиканского магистра. Его Святейшество папа Сикст очень пенял мне на это обстоятельство, когда объявил о своем недовольстве положением дел в швейцарских кантонах. А ведь я лично предупреждал Папу, что затеяв инквизиторские процессы в германских землях, престол рискует остаться и без земель и с церковным расколом.
– Но ведь Замометич так и не стал антипапой, - резонно возразил поднаторевший в политических беседах Тилло.
– Глупости! – отрезал преподобный. – Его преосвященство, да простит его Господь, был просто мелким интриганом, мечтающим о кардинальской шапке. Северные земли готовы к реформе, и тот, кто возглавит реформацию, не заставит себя ждать. Вопрос в том, насколько кровавым будет этот процесс. Каких-то десять лет назад все это можно было предотвратить, всего лишь отпустив с миром вдову Кубла. Впрочем, все это очень сложно. А что у молодого Людера? Как растет малыш Тедерик?
– Герр Людер ненавидит меня так же, как ненавидел десять лет назад. Но договор с вами он блюдет, и, хоть и проживает в большой бедности, содержит мальчишку честно. Тедерик обучен грамоте, ходит в школу, ест хоть и не досыта, но каждый день, а по пятницам бывает бит, как и положено сыну.
– Значит, предложение о плавильных печах его должно было обрадовать. На мансфельдских рудниках простому рудокопу не разбогатеть.
– Еще как обрадовало, святой отец! Как раз с месяц назад его супруга родила второго ребенка, так что теперь на его шее трое детей – Мартин, Якоб и наш Тедерик. Да к тому же совсем недавно он здорово потратился на своего брата, Ганса-младшего. То ли тот кого порезал в трактире, то ли побил и пришлось его откупать от городского суда.
– А рудники? Ты встречался с владельцами?
– С почтенным Гансом Лютгихом, ваше преподобие. Он согласен будет за добрую цену продать три из своих плавилен, а торговаться будет с покупателем, то есть с вдовой Кубла.
– Вот и славно, сын мой, – кивнул головой преподобный, вполне удовлетворенный полученными ответами. – Теперь же о делах более близких. Надлежит нам с братом Мазиной отбыть на рассвете в Рим по призыву Папы. Так что отдохнув, начинай собирать карету к выезду. Джеймс тебе поможет, буди его без жалости.
Поклонившись, Тилло вышел, а преподобный, закрыв за ним дверь на засов, принялся расхаживать по келье. Он всегда двигался, когда обдумывал нечто важное. Но на этот раз он не просто ходил из угла в угол. Преподобный улыбался, потирал руки, и даже напевал какую-то шутливую голландскую песенку, чего не делал уже очень и очень давно.
****
12 августа 1484 года кардинал-камерленго Рафаэлле Риарио - управляющий финансами и имуществом Папского Престола, Глава Апостольской Палаты, Генеральный Администратор Папского Двора и суперинтендант собственности и доходов Папского Престола, склонился над скончавшимся Папой Сикстом, дабы исполнить веками сложившийся ритуал.
– Sixtus, dormisne? – воззвал он к безмолвному Сиксту и выждал несколько мгновений.
– Sixtus, dormisne? – и второй призыв к Папе остался без ответа.
– Sixtus, dormisne? – в третий раз вопросил камерленго и трижды, с расстановкой, ударил серебряным молоточком по лбу Святейшего.
С третьим ударом кардинал выпрямился и, обратившись к присутствующим, возвестил:
– Vere Papa mortuus est! Воистину Папа мертв!
С этого момента кардинал-камерленго приступил к важнейшей из своих обязанностей – Местоблюстителя Престола на период Sede Vacante. Он снял с бледной, безжизненной руки Сикста золотое папское кольцо с именем и личной печатью понтифика – Перстень Рыбака, и тут же, в присутствии кардиналов, специальными щипцами разломил его три части. Звон фрагментов кольца, упавших на серебряное блюдо, означал что с этого момента закончилась земная жизнь, власть и слава Папы Сикста Четвертого.