Рысь
Я - рысь. И моим первым звуком в этом мире был не крик, не плач, а рычание. Мама не помнит этого, а я помню: слепящий свет больно уколол глаза, холодная шершавость воздуха царапнула легкие, и в порыве отчаяния мое маленькое тельце, которого я еще не знал, напряглось и издало утробное урчание загнанного зверя.
Я рос не таким, как другие дети. Поздно научился ходить, хотя быстро ползал и ловко лазал по деревьям. Заговорил тоже поздно, с трудом научился писать. Сидеть за партой и выводить буквы было мучением. Это сейчас, когда мне за тридцать, я могу лежать животом на столе, свесив ноги, как кот, и печатать двумя пальцами. А тогда, глядя на мои пальцы в пятнышках от пасты, учительница в сердцах проворчала: "У всех руки, а у тебя что, лапки?" И в моем детском мозгу внезапно все сошлось - рычание, деревья, пятнышки, лапки.
Долгие годы я пытался стать человеком. Закончил университет, нашел работу в офисе, стал жить с девушкой. Но моя рысья природа никуда не делась. Она все время напоминала о себе - вспышками ярости, пристрастием к сырому мясу, тягой к одиночеству. Тогда я мог часами бродить по лесу, принюхиваясь и подкрадываясь к птицам, с наслаждением ощущая, как напрягается каждая мышца моего тела. Это была свобода - свобода быть тем собой, которым я не мог быть в человечьем мире.
Но бесконечно балансировать на грани невозможно. И сейчас, лежа на своем любимом столе, я пытаюсь понять, что делать дальше. До самой смерти притворяться человеком? Но у меня плохо получается. Моя карьера зашла в тупик, любимая девушка ушла к другому. И я ее понимаю: даже ей я никогда не смог бы показать настоящего меня.
Уйти в лес и стать настоящей рысью? Но человеческое тело не приспособлено к такой жизни. И хотя иногда рысь прорывается во мне так пронзительно, что я чувствую колебания кисточек на ушах, это тело слишком слабо и неуклюже, а ногти такие тонкие, что не цепляются даже за самую мягкую древесину.
Там внизу, под моим окном расстилаются стальные джунгли мегаполиса - джунгли, в которых нет места для таких, как я. Говорят, человеку родиться животным - это наказание, а животному воплотиться в человека - награда. Но я не чувствую себя награжденным. Да, я понимаю больше, чем дикая кошка, но оттого только острее осознаю всю безысходность моего существования. Я - рысь. И запертый внутри моего человеческого тела, как в клетке, вот уже много лет во мне мечется и плачет пятнистый зверь.
Художник
Солнце пробралось сквозь щель в газете и горячо ударилось об холст.
— Я не соблюдаю ритуалов. – Шон взмахнул кистью, и на туфли журналистки приземлились красочные капли. – Мой хлеб – это вдохновение, спонтанность.
— Это понятно. – Она подняла смартфон и щелкнула его живописную позу. – Но вы же рисуете каждый день. И что, всегда в разное время?
— Конечно. Когда захочется музе.
— Но студия-то у вас одна?
— Я не всегда творю в студии.
— А мольберт?
— Его может и не быть.
— А кисти? Краски? А, ну понятно. То есть, творческого ритуала у вас нет.
— Я этого не говорил.
Журналистка бросила взгляд на испорченные туфли и осторожно повторила первый вопрос:
— Так как же выглядит ваш творческий ритуал?
— Ну, хорошо, если хотите знать… Для этого мне нужна вода. Много воды.
— Какой еще воды?
— Газировки. Я открываю бутылку и ставлю ее на окно.
— Ах, вот как… А дальше?
— Дальше пузырьки начинают подниматься. Они поднимаются, поднимаются… - Шон показал рукой, как именно поднимаются пузырьки. – И когда их всплывет достаточное количество, все, я готов творить.
Журналистка засмеялась и почесала нос.