Выбрать главу

Зяма мне рассказала, что в структуре личности каждого из нас есть специальные настройки, как в FM-тюнере. Стоит их правильно настроить, и все в структуре личности будет заебос. Отступят страхи, комплексы и пагубные привычки – табакокурение, бытовая жестокость, застарелый онанизм.

Я никогда не мог согласиться с этим. Потому что, во-первых, я не чувствовал в себе никаких комплексов, а счастливее себя от этого не чувствовал. Более того, окружающие мне часто намекали, что хорошо было бы, если бы у меня, наоборот, были бы хоть какие-то комплексы – целее был бы. Так что с комплексами – сложно все это, все это совсем не так, как рассказали Зяме на факультете психологии.

Во-вторых, в детстве я не был жертвой сексуального насилия. Ничего такого я не помнил, и сколько Зяма меня не просила вспомнить, я вспомнить не смог, и более того, все, что я помнил о своих родных, говорило однозначно о том, что к сексуальному насилию по отношению ко мне они не были способны. Потому что воспитывали меня бабушка-трансильванка и дед-винодел. Они были людьми традиций. В этих традициях сексуальное насилие к внуку не было предусмотрено. Отсюда вопрос – откуда же во мне потом появились 17 верховных Иерофантов? Вопрос. И психологическая наука, которой училась Зяма, не давала на него никаких ответов.

И в-третьих, сколько я не пытался найти в своей личности хоть какую-нибудь структуру, а в структуре – эти ебаные настройки, которые могли бы сделать меня нормальным человеком, я так и не смог. Так что доверия у меня к психологии как науке не было никогда и никакого.

Видимо, на том же факультете психологии Зяму убедили в том, что у нее есть сложный внутренний мир. Это самая опасная хуйня, которой может быть одержим человек. Когда Зяма пила кофе, она начинала рассказывать мне о своем внутреннем мире. Хуже того - она приглашала меня совершить путешествие в ее внутренний мир. Но с каждым днем я все чаще уклонялся от этого путешествия, потому что это был изнуряюще длинный маршрут, начисто лишенный достопримечательностей.

С той ночи, когда я пел колыбельную Максимке, меня бесило в Зяме все. Бесили сухофрукты, которые она ела целый день, я про себя нарек их: сука-фрукты. Бесил ее маникюр и педикюр, который она делала очень красиво, и подолгу любовалась сделанным. Бесили длинные голые ноги Зямы, бесила длинная голая шея.

Но все же я любил Зяму. Я могу это утверждать, потому что я страдал. А страдания – это гарантия того, что любовь все еще имеется в наличии.

Но потом случилось роковое событие. Зяма уехала в Харьков на трехдневный слет психологов и духовных фашистов со всей Украины, а моя мама, напротив вернулась из командировки в страны третьего мира, и, что-то ища в одежном шкафу, вдруг наткнулась на что-то. Она позвала меня. У нее были глаза такие, как будто она увидела в одежном шкафу анаконду. Я осторожно подошел и заглянул внутрь шкафа. Там, среди множества декадентских вычурных одежек Зямы, был спрятан мешок.

Декадентство и изюм

В нем был изюм. Я не сразу поверил. Я попробовал даже. Пожевал. Сомнений не было – это был изюм.

Гнев овладел мной. Появился Велогонщик.

Это еще один мой Иерофант, я, кажется, не рассказывал о нем прежде, так что теперь расскажу. Это один из самых страшных Иерофантов. Он представляет собой девять велосипедистов, которые сидят и бешено крутят педали на многоместном гоночном велосипеде, но велосипед этот имеет форму замкнутого круга. Когда велосипедисты крутят педали, велосипед начинает очень быстро ездить по кругу, сам в себе. Это страшно, читатель. Поверьте, я видел много страшного, потому что у меня 17 Иерофантов, один страшнее другого. Но Велогонщик – пострашнее многих. Когда он появляется, вместе с ним приходит гнев.

Гнев овладел мной. Я стал выбрасывать вещи Зямы из других шкафов и антресолей. Везде обнаруживались тайники. На нас с мамой выпадали банки сгущенки и банки с красной икрой, разнообразные колбасы и деликатесные сыры, и изюм, изюм, мешки изюма, свертки с изюмом, баулы изюма. Зяма очень любила изюм. Она хавала его тайно.

Моя мама не одобрила всего этого. Она сказала:

- Не хочу вмешиваться в вашу жизнь. Но, по-моему, семья – это не только хамское отношение друг к другу.

Потом мама закурила и добавила:

- Это еще и громадное доверие.