Выбрать главу

Но, при этом, сообщить ему о том, что он – не одинок, и он – не новатор. Этот роман я пишу для того, чтобы другие герои, которые прочтут его, знали, что они - не одни. Что жил, что был - другой герой. Был да сплыл. Но не сразу. Не сразу сплыл. Долго боролся. Этот роман расскажет, как боролся, с кем боролся и как обидно просрал. В этом – прикладная ценность романа.

Значит, мне известен и адрес? А любой почтальон вам подтвердит, что самое важное – определить адресата. Потому что без знания адресата работа почтальона становится бесцельным скитанием вдоль подъездов, которое, к тому же, может показаться жильцам дома подозрительным.

Адресатом этого текста являются герои. Но это очень узкая аудитория. Страшно ли мне писать для такой узкой аудитории? Нет. А вот издателю может стать страшно. Потому что как же он отобьет расходы на печать? Ответ обязательно надо дать издателю. И он, к счастью, есть.

Потому что адресатом этого романа являются не только герои – они всего лишь жалкая, хоть и довольно могучая кучка. Адресатом романа также являются те, кому интересно наблюдать со стороны мучительную, живо описанную гибель героя. Это всегда интересно людям, это уже многомиллионная аудитория. Так что роман этот – дело прибыльное, и издатель может в этом не сомневаться. Главное – хорошо его отпиарить, но о пи-аре в этом романе будет еще сказано отдельно.

Итак, получается, что цель романа известна и гуманна – утешать и подталкивать. Аудитория – широка и демократична. Получается, что у автора нет проблем. И нет препятствий к написанию текста, так что автор будет продолжать это печальное и поучительное повествование. И просит читателя впредь не донимать его такими вопросами.

Нестроевой

Я снова остался один, без друзей. Потому что мой самый старый друг Киса стал учиться в летном училище, и был счастлив. Он писал мне письма из училища. Он писал так:

- Здесь нас учат летать. Мне хорошо. Кормят плохо.

А Стасик Усиевич пошел в армию. У Стасика Усиевича медицинская комиссия не нашла психических отклонений, как у меня, но нашла плоскостопие. Поэтому Стасик Усиевич был признан нестроевым. Мне понравилось это сочетание слов – признан нестроевым. Это хорошо для поэта – быть признанным нестроевым. Я так и написал Стасику. Я думал, ему будет приятно.

Но Стасик написал мне в ответ полное боли письмо. В нем было сказано, что Стасик попал в стройбат. Это был особый род войск. В нем служили те, кто был признан нестроевым. Поэтов среди них было мало. Поэтом был только Стасик. Остальные нестроевые были узбеки, таджики, киргизы. Их признавали нестроевыми, не потому что у них у всех было плоскостопие, а потому что для всех так было спокойнее.

Но хуже всего было то, что когда Стасик приехал в часть, он узнал, что ее держат грузины. Так было принято в те годы – каждую часть держала определенная национальность. Держала – это значит – контролировала. Контролировала – это значит рулила.

Стасик узнал это в столовой. Когда первый раз солдаты сели кушать, Стасик увидел, что таджики, узбеки и сам Стасик - едят много каши и мало масла, а грузины – мало каши и много масла. Масло выдавалось такими маленькими вкусными кружочками. Узбеками выдавали по одному такому кружочку, а перед тарелками у грузин таких кружочков было десять. Особенно насторожило Стасика, когда он увидел, что солдат-грузин подошел к узбеку, и забрал у него единственный кружочек масла. И добавил его к своим десяти. Узбек улыбнулся, давая понять, что ему не жалко масла. Тогда грузин взял тарелку каши, которую ел узбек, и опрокинул ее узбеку на голову. Каша была горячей. Голова узбека была холодной, поэтому пошел пар. Узбек снова улыбнулся, давая понять, что ни кашу, ни голову ему не жалко.

Откуда черпал такую покорность узбек? Задал себе вопрос Стасик. Наверное, в этом проявлялась мудрость Азии. Которая видела многих тиранов, но потом видела всех их в гробу. Точнее, в великолепных мавзолеях. Поэтому узбек, видимо, рассчитывал в ближайшее время увидеть грузина в мавзолее.

Потом грузин, который не знал, что скоро будет в великолепном мавзолее, сел и стал есть масляные кружочки. И стал смотреть на Стасика и улыбаться. Стасику стало нехорошо. Стасик не был из Азии, и ему неоткуда было черпать мудрость. Стасик чувствовал, что служба не будет для него медом. И она не была.