Вот и в истории джаза бибоперы сделали то же, что и футуристы. Сломали все, и кое-что даже сумели на месте сломанного понять. Конечно, нового капитального строения не успели возвести. Но такова судьба авангарда. Авангард нужен не для того, чтобы строить. А для того, чтобы сломать и на руинах подумать, что теперь делать.
Поняв все это, я твердо решил, как проведу свою лекцию.
Велимир
Когда я вошел в лекторий, я был раздавлен его пафосом. Это был старинный лекторий. Зал был огромен и подходил для заседаний правящей клики третьего рейха в полном составе. Амфитеатром уходили куда-то за горизонт старые парты темного дерева. Глядя вверх, на последние ряды, хотелось провозгласить начало чего-нибудь. Громко провозгласить, и утонуть в овации.
Но хуже всего было то, что еще за полчаса до начала моей лекции стали собираться люди. Сначала их было немного, и я прикидывал, что даже если обосрусь, то при не очень большом стечении народа. Но потом люди стали прибывать. И хуже всего было то, что это были за люди. В зале не было ни одного гопника. Все были сплошь седые джазмены, с молодыми шикарными подругами в вечерних платьях. Обосраться перед такой публикой было бы антично, кошерно, это был бы эпический, полный просер. Кроме того, в первом ряду сидело атомное ядро джаз-клуба – сионисты-снобы. Среди них был и председатель. Было ясно, что если я обосрусь, снобы заклюют его, давшего мне этот шанс.
Когда началась лекция, я поставил пластинку Паркера. И некоторое время молчал. В зале начала устанавливаться тишина. Но мне нужна была абсолютная тишина. Я ждал и молчал. Когда прошло уже минут пять, и лектор, то есть, я, не сказал ни слова, в зале установилась та тишина, которая была мне нужна. Тишина, которая угрожает - через секунду стать оглушительным скандалом.
Тогда я начал говорить.
Я сказал:
Мне видны – Рак, Овен,
И мир - лишь раковина,
В которой жемчужиной
То, чем недужен я.
В шорохов свисте шествует звук вроде «Ч»,
И тогда мне казалось –
волны и думы – родичи
Млечными путями здесь и там возникают женщины
Милой обыденщиной
Напоена мгла
В эту ночь любить и могила могла…
И вечернее вино
И вечерние женщины
Сплетаются в единый венок,
Которого брат меньший
Я.
Это были стихи Велимира Хлебникова, гения, шизика, математика и поэта, председателя Земного Шара. А лекции никакой и не было. Таков был мой замысел. Ровно один час звучал бибоп, играл сумасшедший Паркер, и шизик Гиллеспи, мрачник Колтрейн и черный брат Ван Гога – Телониус Монк. А я ровно один час читал под эту музыку стихи футуристов.
Моя догадка была верной – стихи футуристов точно слились с музыкой бибоперов, потому что и стихи, и музыка – были придуманы кучкой чокнутых авангардистов. А я всегда был другом чокнутых авангардистов. Потому что и сам им был. И я сделал то, что оставалось сделать. Я всего лишь познакомил Паркера – с Хлебниковым, Гиллеспи – с Крученых, Монка – с Блоком. Они чисто случайно не были знакомы. Потому что люди, которые должны, просто обязаны познакомиться, обычно делают это. Им помешали мелочи – полвека и Атлантический океан. Я исправил ошибку.
Успех был оглушительным. Обычно просер бывает оглушительным, но тогда – редкий случай – я узнал не оглушительный просер, а оглушительный успех. Я не был к нему готов. Когда перестала звучать музыка, и перестали звучать стихи, сначала была пауза. Одну секунду. Потом председатель клуба встал и негромко, но четко сказал:
- Браво!
Через несколько мгновений зал аплодировал стоя. Я почувствовал, что громкая слава – не хуй собачий. Это очень ярко, очень приятно, и очень не хочется, чтобы это кончалось.
Много позже я узнал, что стало с председателем клуба. Ничего особенного, казалось бы, с ним не стало. Он умер. Потому что знал Утесова и был старым. Но мне рассказали, что умер он очень достойно, как подобает джазмену, с пластинкой в руках. Хотел поставить пластинку, но не успел. Я позвонил ему домой. Трубку взяла его вдова, она была намного его моложе, так было принято у джазменов. Меня интересовало, какую пластинку она нашла в его руках. Она не разбиралась в джазе, сказала, что сейчас пойдет и найдет эту пластинку, и чтобы я подождал у телефона. Она нашла пластинку и прочитала мне в телефонную трубку: