— Вот так мышонок! Никогда таких мышат не встречала…
А Пик с перепугу — ни жив, ни мёртв. Какой прок от него, полумёртвого! Бросила его Лиса и пошла прочь.
Новые друзья
Поднял Хик братца, потрёпанного, поцарапанного. Как быть? Куда с ним идти? И Мышь пропала. Не собрать ей, видно, своих детушек.
И тут кто-то свистнул тихонько. Глянул Хик — над ним, будто новенькие мячи, глаза. Чёрные, блестящие, смотрят прямо из снежного кома. Только ком — с хвостом, на конце хвоста кисть чёрная.
— Не бойся, — сказал снежный ком. — Это я, Горностай. На поляне живу, от кусточка к кусточку прыгаю. Лиса увидит — я хвостом в сторону, сам в другую. А под снег нырну — пусть-ка поищет попробует!
„Ловко!“ — подумал Хик и спросил:
— А зачем Горностаю свистеть?
— Я свищу — вас ищу. Ведь это вы всем про Лису сказали? Всех спасли, а себя нет. Как же на вас рыжая напала?
Пик молчал, будто голос испортился, и Хик рассказал, что случилось.
Горностай даже головой покачал.
— Скверное дело. Пищать совсем не следовало. Но что вам теперь нужно?
— На дорогу бы нам, — сказал Хик, — а братцу не дойти, пожалуй.
— Только и всего? Пустяк дело.
Встал Горностай белым пеньком на снегу, засвистал во все стороны.
Выкатился из-за куста ещё белый комок, белее Горностая, без единого пятнышка.
— Это я, Ласка.
Выкатился чёрный ком.
— Это я, Чёрный Хорь.
Опустились на берёзу три птицы — чёрная, серая и белая.
— Это я, Тетерев-Косач.
— Это я, Рябчик.
— Это я, Белая Куропатка.
Хик удивился.
— Разве все они прячутся от Лисы?
— Все, — сказал Горностай. — Нет от неё покоя ни птице, ни малому зверю. Тетерев спать захочет — упадёт с дерева, зароется в снег. А лиса найдёт, в снежной спальне схватит. И Рябчика отыщет, и Белую Куропатку. Чуть зазевайся — достанет и меня, Горностая, и Ласку-соседку. Чёрный Хорь зубастый, и тот её боится.
— Б-б-б… боится, — повторил с берёзы Тетерев-Косач. Мы, птицы, и Горностая б-боимся, и Ласки, и Хоря. А Лиса всех страшнее. Вы спасли нас от неё, и всяк вам теперь друг, всяк поможет.
— Конечно, конечно. — Белая Куропатка спустилась на снег. — Ко мне на спину садись-ка. Пробегу — никому не углядеть: я, как снег, вся бела.
Прыгнула к братьям Ласка.
— Садись на меня. И я проскачу — ни один глаз не заметит, и меня от снега отличить нельзя.
— А мы будем сторожить, — сказали Рябчик. Тетерев и Чёрный Хорь.
— Сторожить, — подтвердил Горностай.
Он посадил Хика на спину Ласке, и та пошла прыгать то вперёд, то в сторону — от кустика к кустику, от пенька к пеньку. За ней Куропатка будто плывёт по снегу: бежит не качнётся, и Пик на спине — как на белой кровати. А по всей поляне, над всем снежным городом открылись подзорные дверцы — отовсюду выглядывали чёрные, серые и белые мордочки. Это провожали братьев новые друзья.
Много их оказалось, друзей, подснежных жителей.
Последнее слово
Братья моргнуть не успели — стояли на знакомой дороге. А там, у куста, поджидал их Белый Заяц.
— В чём дело? — спросил он, когда увидел поцарапанного Пика.
Слушал Заяц, как были братья у Лесной Мыши, как Лиса вытащила избушку, и вздыхал.
— Да, — сказал наконец. — С писком не проживёшь. Я долго думал, и вот мое последнее слово: молодому человеку надо обязательно каждый день улыбаться. Хотя бы кисленько, вот так.
Он так сморщился, что Хик расхохотался, глядя на кислую заячью улыбку. Даже Пик не выдержал, улыбнулся. Чуть-чуть, первый раз в жизни.
— Вот видишь! Получается, — похвалил Белый Заяц.
Посидел он, прислушался к чему-то и вдруг опять прыгнул за куст. Заторопился — не заметил, что и братьев с ног сбил.
Оказалось, шёл по дороге, скрипел снегом дедушка. Он и напугал Зайца.
Увидел дед Пика с Хиком — слёзы из глаз покатились от радости.
— Вот они где, мои человечки! Вот и ладно, нашлись подарки ребятам!
Поднял он их и положил в карман, чтобы ещё раз из мешка не выскочили. Потом оглядел поляну со следами птиц и зверей да мышиной избушкой у снежной ямки и, видно, понял, что тут приключилось. Снова шагал по дороге, снова улыбался в бороду. „Это ничего, что один поцарапался, — решил он. — Лишь бы цел был. Зато и второй подарок нашёлся: сказка внучатам — Саше и Лёне“.