Спустя три часа пути поднялся сильный ветер. Штормовки неплохо защищали, но у меня стали мерзнуть ноги. Ничего не поделаешь, снаряжение в те времена комфортом не отличалось.
Вскоре мы увидели вздымающиеся подобно острым ножам скальные выступы, предваряющие собой выход на бастионы горы. В этом месте нас и застал первый камнепад. Несколько глыб размером с автомобиль с оглушительным треском пронеслись рядом с нами и покатились вниз по ущелью. По счастью, Балашов успел вовремя заметить надвигающуюся опасность и отвел нас в сторону.
Двигаясь друг за другом, мы взбирались по осыпям, которые с каждым метром становились все круче. Подъем сложно давался профессору и Петренко. Балашов даже предложил им спуститься с Ломидзе обратно в лагерь, но мужчины наотрез отказались.
К исходу дня мы вышли на небольшую плоскую площадку, именуемую Русскими Ночевками. Балашов и Ломидзе принялись ставить палатки. Место находилось в окружении наползающих друг на друга скал. Вдалеке виднелся заснеженный северный гребень, к которому следовало продолжить путь утром.
Единственными следами недавнего пребывания пропавшей группы являлась пара пустых банок консервов. Выходило, что ученые еще не начали спуск, в противном случае мы бы давно встретились с ними.
Ночью поднялась сильная пурга. Палатки принялись раскачиваться из стороны в сторону. Я страшилась, что наше укрытие и вовсе снесет, но обошлось. Холод проникал даже через спальник. Пришлось зажечь свечу и подвесить под сводом палатки. Маленький источник тепла повысил температуру внутри всего на несколько градусов. Но по крайней мере мне удалось уснуть.
Второй день восхождения оказался еще сложнее. Пурга утихла, но основательно замела наши палатки. Пришлось потратить час на их откапывание. После быстрого завтрака из бутербродов и сладкого чая мы продолжили путь.
Лучи восходящего солнца окрасили северный гребень в оранжевый цвет. Казалось, будто он пылал огнем.
Скальная тропа сменилась крутым подъемом по колено в снегу. Недалеко от нас прошел еще один камнепад. Вскоре мы уперлись в отвесную стену ледника. Дальнейший подъем проходил с использованием ледорубов. Я и Балашов натягивали страховочные веревки. Под нами простиралась многометровая пропасть, падение в которую привело бы к неминуемой гибели.
К вечеру мы поднялись к северному гребню. С узкой полуметровой тропы, проходящей по острой припорошенной снегом скале, виднелась вершина Дыхтау. Мы находились на высоте 4800 метров.
Вторая ночевка проходила на крохотной площадке, куда едва вместились две наши палатки. Ночью с десятого по одиннадцатое декабря здесь произошли первые жуткие события, из-за которых мы потеряли одного человека из группы.
«ВЦСПС 1938» во время восхождений использовался как штормовой лагерь, с которого утром следовало начать путь на вершину. Однако маршрут ученых не включал в себя покорение Дыхтау. Он пересекал северный гребень и уходил вниз на другую сторону горы. Мне тогда даже стало обидно. Вершина так близко, можно совершить свое двадцать девятое восхождение и приблизиться к званию мастера спорта. Но жизни людей важнее.
Устанавливая палатки, я наткнулась на обледеневшую зеленую штормовку. Осмотрев ее, мы обнаружили ярлычок с вышитой на нем именем «А. Царицын». По словам профессора, Царицын входил в пропавшую группу. Но зачем ему потребовалось снимать костюм в тридцатиградусный мороз?
Решив с первыми лучами солнца продолжить поиски, мы легли спать. В одной палатке со мной устроился Балашов и Ломидзе. Профессор и лейтенант Петренко разместились во второй.
Около полуночи меня разбудил инструктор Ломидзе. Он собирался выйти в уборную и попросил меня дождаться его прихода. В темноте можно запросто сорваться с крутого горного склона, поэтому подобная практика была обыденной.
Спустя некоторое время я услышала странные звуки, будто вокруг нашей палатки кто-то утаптывал снег. Затем сквозь брезент стали заметны два синих огонька. Они двигались синхронно и походили на светящиеся глаза. Я разбудила Балашова, сообщив об уходе Ломидзе. Алексей Николаевич попросил меня оставаться в палатке, а сам, прихватив ледорубы, вышел наружу.
Человек я не суеверный, но меня мигом объял страх. Странные свидетельства пребывания ученых, их необычный маршрут и долгое отсутствие Ломидзе сильно взволновали меня. В голову полезли безумные предположения, одно ужаснее другого.
Взяв себя в руки, я намеревалась отправиться за вышедшими Балашовым и Ломидзе, но неожиданно брезентовые створки палатки слегка распахнулись. Свечу в этот раз я не вешала, фонарик находился далеко, поэтому разглядеть удалось немного. На меня смотрел человек в необычной толстой куртке. На его лице находилась кислородная маска с отходящей за спину дыхательной трубкой. Глаза закрывали круглые очки, в каждом стекле которых горело по синему огоньку. Именно такие огоньки я видела ранее сквозь палатку. Меня окутал ужас, и лишь потом я поняла, что кричу. Снаружи послышались голоса и человек убежал.