— Что же у тебя такие толстые носки? — пробурчала воспитательница, дергая ножку мальчика в стороны.
Наконец, Алла Муратовна содрала обувь с ножек и переобула мальчика. Вздохнула с облегчением.
На ее рабочем столе вот уже пять минут беспрерывно надрывался телефон. Почему-то все звонят именно в такие минуты, когда она занята. Воспитательница бросила:
— Шапку не забудь одеть, — и поспешила было к телефону.
Но Аян сказал:
— Алла Муратовна, это не мои ботинки!
— Что же ты раньше не сказал! — закричала воспитательница. — Молчишь, как партизан!
Она снова подскочила к мальчику, развязала шнурки и принялась стягивать ботинки. Телефон умолк. Ничего, подождут, лишь бы только не заведующая.
Вскоре воспитательница сняла ботинки. Отложила в сторонку и сказала:
— Вот поэтому они тебе и не налазили на ногу! Зачем берешь чужие? Где твоя обувь?
— Вот она, — и Аян указал на злополучные ботинки. — Это обувь моего двоюродного брата, его тетя мне дала, чтобы я теперь носил.
Стараясь справиться со страстным желанием придушить ребенка, воспитательница несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула. Затем тихо сказала:
— Аян, это точно твои ботинки?
Мальчик кивнул.
— Хорошо, — сказала Алла Муратовна. — Сейчас мы обуем их и пойдем гулять, договорились?
Мальчик снова кивнул. В другой комнате опять трезвонил телефон.
Алла Муратовна снова выдохнула и ринулась натягивать ботинки на ножки Аяна.
Когда она обула ребенка, то несколько мгновений подождала, опасаясь нового сюрприза. Но мальчик молчал. Телефон продолжал разрываться.
Алла Муратовна встала с корточек, помогла Аяну надеть шапку и шубку. Выглянула в окошко. Вчера шел снег, с утра выглянуло солнце. Лучи искрились на сугробах. Дети лепили во дворе снеговика. Аян направился к входной двери и Алла Муратовна спросила:
— Эй, а где твои варежки?
Аян обернулся и печально посмотрел на воспитательницу.
— Варежки остались в носках моих ботиночек.
Алла Муратовна сначала нахмурилась, а потом расхохоталась. Чтобы не упасть, села на низкую скамеечку в раздевалке. Телефон продолжал звонить.
Вечером Аян допоздна остался с воспитательницей. Алла Муратовна копалась в бумагах, заполняя отчеты. Остальных детей забрали родители.
Мальчик играл с машинками и солдатиками, громыхая пластмассовыми дверцами и кузовами. На потолке горели лампы, в углу уютно мерцала гирляндами елка. За окнами сгустилась фиолетовая тьма.
Когда воспитательница оторвалась от бумаг, то заметила, что мальчик стоит у окна, прижавшись лицом к стеклу. Он уже давно перестал играться.
— Когда за тобой должны прийти? — спросила Алла Муратовна, поглядев на настенные часы. Уже восемь вечера, где его родители?
Аян пожал плечами, не отрываясь от стекла.
Алла Муратовна нахмурилась. Мамаша могла бы предупредить, что запаздывает. Воспитательнице самой надо ехать домой за тридевять земель.
— Вы уже нарядили елку? — спросила она у мальчика.
Аян обернулся.
— Какую елку?
— Ну, как это? Новогоднюю, конечно. Поставили дома?
Аян мотнул головой.
— А мы ее не ставим никогда. Я просил маму, но она не хочет.
— Почему не ставите? — Алла Муратовна поправила очки и снова углубилась в отчет.
— Мама говорит, что такому тупице, как я, не положена елка.
— Угу, — машинально ответила воспитательница, а потом вскинулась. — Чего? Как говорит?
— Ну, она сказала, что я не заслужил елку. Я очень-очень просил, но она ударила меня ремнем. Много раз. Потом я перестал.
— Хм, — сказала Алла Муратовна, не зная, что сказать. — А у папы пробовал спросить?
— Неа, — ответил Аян. — Наш папа с нами не живет. Мама говорит, что он ушел к какой-то сучке. Я его давно не видел. Смотрите, там птица летит! Ворона.
Неподалеку от окна на снег приземлилась черная птица и пошла по двору, опуская голову. Свет фонаря освещал ее фигурку.