Ангус МакКиннон
ФИЛИПП КОНСТАНТАНИ: Почему ты упорно сторонишься прессы и средств массовой информации?
РОДЖЕР УОТЕРС: Я только что давал интервью французскому радио, примерно полтора месяца назад, и это напоминало фарс. Потому что им не было интересно. Не было ни одной обоюдоинтересной темы.
ФИЛИПП КОНСТАНТАНИ: Как ты реагируешь на критику?
РОДЖЕР УОТЕРС: Эмоционально. Я расстраиваюсь, когда люди критикуют меня.
ФИЛИПП КОНСТАНТАЙН: Является ли для тебя процесс записи способом ответить на эту критику?
РОДЖЕР УОТЕРС: Возможно, я дойду до этой стадии. До сих пор я ищу критические высказывания, которые были бы действительно мне интересны, которые давали бы мне что-то. И я не думаю, что на самом деле обязательно вступать в диалог с рок-критиками… есть более интересные люди. Я несколько пресытился тем, что критики говорят обо мне. Это причиняет мне боль, так как я вижу — все описано в черно-белом цвете. Не люблю, когда на меня нападают. Даже если они не слишком далеко заходят.
ФИЛИПП КОНСТАНТАЙН: Припоминаю, что ты очень резко высказывался о Сиде Барретте в том интервью для радио «Европа 1», что противоречит сказанному о нем в других интервью. Ты назвал его туповатым, пустым и неспособным к творчеству.
РОДЖЕР УОТЕРС: Неужели? Мое резкое высказывание объясняется тем, что мне надоели сплетни и слухи, распространяемые о Сиде. О нем даже не вспомнили бы, если бы Сид не добился некоторого успеха. Или если бы мы все ничего не добились.
ФИЛИПП КОНСТАНТАЙН: Чем больше ты проявляешь «скромность», отказываясь идти на компромиссы со средствами массовой информации, тем более высокомерными они становятся.
РОДЖЕР УОТЕРС: Меня не волнует высокомерие рок-критиков. Они не являются посредниками между нами и публикой. Не думаю, что мы сами проявляем высокомерие по отношению к публике, и это как раз то, что меня волнует.
ФИЛИПП КОНСТАНТАЙН: Зрители считают вас единым целым, в этом отношении вы отличаетесь от других известных групп. Работает ли это единство на обоих уровнях — на идеологическом и музыкальном? Или среди вас имеется лидер, который навязывает другим свои идеи?
РОДЖЕР УОТЕРС: Давай забудем об этом вопросе. Мне он совсем неинтересен. Ты знаешь ответ. Все его знают. В любом случае мы против лидеров.
ФИЛИПП КОНСТАНТАЙН: Что оказало на вас влияние в начале карьеры? Почему вы решили повернуться спиной ко всем основным музыкальным течениям, к року и блюзу?
РОДЖЕР УОТЕРС: Мы никогда ни к чему не поворачивались спиной. Мы никогда не покидали мейнстрима. Это правда, что некоторые наши работы были непривычными, например «А Saucerful Of Secrets». Может быть, мы просто хотели уйти от системы повторяющихся 16 и 32 тактов и работать вместо того, чтобы «следовать в фарватере». То, что мы четверо слушали, то, что занимало нас, несомненно, было роком и немного джазом. Но раньше всех были Джонни Ходднес — очень крутой, понимаешь? — и Минкус… Все мы, разумеется, слушали приблизительно одни и те же вещи. Я был просто одержим Берлиозом в какой-то период.
ФИЛИПП КОНСТАНТАЙН: Думаешь ли ты, что рок-н-ролл во многих аспектах — чересчур ограниченное средство самовыражения?
РОДЖЕР УОТЕРС: Этот вопрос предназначается тем, кто его играет. Ответ, вероятно, — нет. Слишком ограниченное для чего? Что люди на самом деле ищут в нем? Кто может ответить? Если разговор идет о средстве самовыражения, тогда самое большое, что ты можешь спросить, адаптировано ли оно. Совершенно неважно, ограниченное оно или нет. Что я не люблю в рок-журналистике — это склонность наделять события значимостью, отличающейся от той, какую они действительно имеют.
ФИЛИПП КОНСТАНТАЙН: Собираетесь ли вы, как некоторые другие группы, совершить турне со стандартным оборудованием, обычной звуковой системой, без аудиовизуальных эффектов?