РОДЖЕР УОТЕРС: Не с «Pink Floyd». Это не имеет никакого смысла. Хотя, по правде сказать, такой близкий контакт с публикой, менее сложный, мне интересен. Дэвид тоже так считает. Возможно, мы совершим турне, но без «Pink Floyd». В прошлом Ник выступал отдельно, с любительской группой, выигравшей конкурс газеты «Melody Maker», вместе с Лори Алленом и другими.
ФИЛИПП КОНСТАНТАЙН: Напрягает ли вас, что ваша музыка используется в качестве вставок или как музыкальный фон на телевидении?
РОДЖЕР УОТЕРС: Мне все равно. Это меня не волнует. Что я могу с этим поделать?
ФИЛИПП КОНСТАНТАЙН: Что ты думаешь о немецком роке? Думаешь ли ты, что «Pink Floyd» открыли путь и для него?
РОДЖЕР УОТЕРС: Я знаю очень мало о немецком роке. Я его не слушаю. Немного слышал «Kraftwerk», недавно по радио. Звучит скучно. Возможно, мы открыли путь для всех них — «Tangerine Dream» и прочих… Если бы мы не достигли успеха, они, вероятно, не взялись бы за это. Не было бы ни одного сражения на этом фронте…
ФИЛИПП КОНСТАНТАЙН: Почему в Америке успех к вам пришел позже, чем в других местах?
РОДЖЕР УОТЕРС: Потому что американцы больше всех подвержены влиянию толпы.
ФИЛИПП КОНСТАНТАЙН: Каков твой идеал — сочинять музыку в студии или иногда отважиться и сочинить ее на сцене?
РОДЖЕР УОТЕРС: Дело в том, что мы много гастролировали в прошлом году. К тому же я чувствую себя лучше дома, в студии. Вдобавок у меня было довольно скверно на душе весь этот год, и студия подходила мне больше, поскольку это замкнутое пространство. Однако я не буду чересчур обобщать.
ФИЛИПП КОНСТАНТАЙН: Снова мы затрагиваем старую тему: ваша музыка очень сложна, потому что она во многом состоит из электронных эффектов, и лучшая ее часть записывается в студии, где вы можете использовать максимум технических средств.
РОДЖЕР УОТЕРС: Понимаю, к чему ты клонишь. Ты собираешься убедить меня в том, что «Pink Floyd» — это космический рок. Ты отлично знаешь, что это чушь. Только две-три флойдовские песни имеют отношение к научной фантастике. Критики постоянно затрагивали эту тему, так как они не могли классифицировать нашу музыку. Конечно, «Saucerful Of Secrets» — это композиция, относящаяся к научной фантастике. «Astronomy Domine» — также и, несколько преувеличивая, — «Machine»… ну и что? Они все классифицированы как космический рок, именно так.
Это избавляет критиков от необходимости присмотреться получше, чтобы увидеть, о чем на самом деле там сказано.
ФИЛИПП КОНСТАНТАЙН: Почему женщины и любовь — довольно редкие темы в твоем творчестве? Единственная песня о любви, которая приходит мне в голову, — это «Wish You Were Here».
РОДЖЕР УОТЕРС: Да, это действительно песня о любви, однако она очень общего и теоретического характера. Если бы меня подвергли психоанализу, мой психиатр ответил бы тебе, почему я не пишу песен о любви. Фактически я сочинил еще одну или две такие песни, но они не личного свойства. Я никогда не говорю о любви, наверное, потому, что я действительно не знаю, что такое любовь. Я уподобился человеку, у которого с 16 лет была постоянная любовная связь и который потом, спустя 15 лет, порвал ее. Что я могу сказать о любви, что она такое? Чтобы писать песни о любви, ты должен быть уверен в своих чувствах; может быть, я сейчас и смог бы написать о любви, но только для себя лично, не для «Pink Floyd».
ФИЛИПП КОНСТАНТАЙН: Когда ты слушаешь ранние диски «Pink Floyd», считаешь ли ты их устаревшими?
РОДЖЕР УОТЕРС: Ну, я не слушаю их часто. Недавно я снова послушал наш первый альбом. «Устаревший» — не совсем то слово. Я просто никогда не думаю о том, актуален ли он, вот и все.
ФИЛИПП КОНСТАНТАЙН: Как ты относишься к технике исполнения?
РОДЖЕР УОТЕРС: Техника исполнения не значит в музыке ничего. Ник, без сомнения, больше всех находится под ее влиянием, потому что он — барабанщик. Барабаны являются наименее свободным в способе выражения инструментом в рок-музыке. Но это второстепенная проблема. Я не сторонник дискуссий относительно техники исполнения. Какой смысл выяснять, кто самый быстрый гитарист — Элвин Ли или Эрик Клэптон? Разве не интереснее было бы спросить у них, что они хотят сказать своей музыкой?
Брюс Спрингстин — фантастический техник, поскольку индустрия развлечения заинтересована в этом. Начало его концерта действительно поражает тем, что этого неряху окружают очень аккуратно одетые музыканты, поражают его прыжки в оркестровую яму и так далее. Ты находишься в потрясении первые полчаса. Потом ты понимаешь устройство механизма, ты замечаешь, что музыкант работает на свой авторитет и что авторитет — искусственный. И потом журналисты идут дальше и говорят, что он — новый Дилан, тогда как фактически он всего лишь талантливый работник. После двухчасового концерта какой-то парень на балконе вскочил со своего места и закричал: «Гений!» На это я уже не реагировал. Поэтому я с подозрением отношусь ко всему этому.