Хуан, напротив, шагал весело и решительно. Путь его лежал к станции. Глубокая тишина обволакивала окрестные поля; сияла луна в небе; над влажной землей поднимался голубоватый туман; только шум бурливой реки, падавшей с высокой плотины, нарушал покой мирной ночи.
Скоро вдали, сквозь пелену тумана, Хуан увидел свет электрического фонаря. Это была станция. На платформе — ни живой души. Он вошел в плохо освещенный зал, заваленный тюками и кожами. Между ними пробирался какой–то человек с фонарем в руках.
— Это ты? — окликнул он Хуана.
— Я.
— Что так поздно? Где ты запропал?
— Прощался с товарищами.
— Ладно. Багаж твой готов. Когда собираешься ехать?
— Сейчас.
— Хорошо.
Хуан вошел в дом дяди, добрался до своей комнаты, взял дорожный мешок и сумку и снова вышел на платформу.
Раздался звонок, извещавший о том, что поезд отправился с ближайшей станции, потом послышался свисток паровоза. Выбрасывая клубы дыма, показался поезд. Хуан поднялся в вагон третьего класса.
— Прощай, дядя.
— Прощай и не забывай нас.
Поезд робко пустился по темным полям, словно не надеясь добраться до места; через полчаса он остановился на каком–то безлюдном полустанке. Кроме навеса, крытого оцинкованным железом, скамейки и фонаря, здесь ничего не было. Хуан подхватил свои пожитки и вышел из вагона. Поезд тут же тронулся. Ночь была холодная; луна скрылась за далеким горизонтом, и только в высоком небе мерцали дрожащим светом звезды; где–то совсем близко шумела река.
Хуан подошел к берегу и развязал дорожный мешок. Ощупью он нашел свою рясу, семинарскую шапочку, перевязь, учебные книги и тетради. Все это, кроме смены белья, он снова сунул в мешок, вложил туда камень, потом размахнулся и бросил узел в воду. И ряса, и шапочка, и перевязь, и тетради, и вся семинарская премудрость пошли на дно. Сделав это, Хуан покинул берег и вышел на проезжую дорогу.
— Всегда вперед! — прошептал он. — Ни шагу назад!
Он шел всю ночь напролет, и только на рассвете ему повстречалась вереница повозок, груженных доскам хворостом и связками дрока; впереди каждой воловьей упряжки шли женщины, повязанные платками, с мешками на плечах.
Хуан расспросил их о дороге; когда солнце стадо сильно припекать, он укрылся в расселине огромного камня и прилег на сухие листья. Проснулся он в полдень, поел немного хлеба, напился воды из ручья и, прежде чем отправиться в путь, прочел отрывок из «Записок» Цезаря. Подбодрив себя чтением, он поднялся и пошел вперед. Одиночество обостряло его чувства, и окрестные поля возбуждали в нем живой, интерес. Какое обилие форм! Сколько разнообразных оттенков являла собой листва деревьев! Одни деревья — высокие, сильные, гордые, другие — низкорослые, раскидистые; одни медно–красные или еще совсем зеленые, другие уже пожелтели им стояли голые, похожие на скелеты. Каждое из них, смотря по породе, по–своему встречало порывы ветра: одни дрожали всеми своими ветвями, словно паралитики, у которого трясутся все члены, другие медленно склоняли стволы, будто в торжественном реверансе, и только самые крепкие и сильные с пышными зелеными кронами едва заметно вздрагивали. В листве играли солнечные лучи, бросая на землю то белые, то красные блики, а местами прорезывали в кроне огромные отверстия. Какое изумительное разнообразие! И Хуан чувствовал, как от слияния с природой в душе у него просыпается неизъяснимая нежность.
Но он не хотел поддаваться наплыву чувств и в течение дня несколько раз принимался за чтение «Записок» Цезаря, желая укрепить свою волю.
Однажды утром он торопливо пробирался сквозь влажный кустарник, как вдруг увидел впереди двух лесничих с ружьями в сопровождении собак и целой ватаги ребятишек. Собаки с лаем обнюхивали траву, но, видимо, ничего не находили. Тут один из мальчиков крикнул.
— Смотрите! Пятна крови!
— Значит, кто–то успел забрать дичь! — воскликнул один из лесничих.
— Наверное, этот! — и, подбежав к Хуану, он крепко схватил его за руку, — Ты подобрал зайца?
— Я ничего не брал.
— Ты, ты его взял. Давай его сюда! — И лесничий больно ухватил Хуана за ухо.
— Говорю вам — не брал! Пустите!
— А ну–ка обыщи его!
Второй лесничий отобрал у Хуана мешок и обыскал его.
Там ничего не было.
— Значит, ты где–нибудь его спрятал, — сказал первый лесничий и схватил Хуана за ворот. — Скажешь, где заяц?
— Я же говорю, что ничего не брал! — воскликнул Хуан, задыхаясь от ярости.