— А вы останетесь под арестом, — сказал Кондрат лорду. — Пока я не выясню, что за игру ведет ваш приятель Фламербах.
Лорд угрюмо проворчал, что в таком случае он проведет в заключении весь остаток своих дней, чуть было не отхватил за это прикладом по шее от охраны и отправился отбывать заключение в своей весьма комфортабельной резиденции.
Сам же Кондрат прочно обосновался в городской ратуше. Это было массивное каменное здание, прочное как крепость, и неуютное, как военное укрепление. Оно дарило ощущение безопасности. Расположившись в просторной канцелярии, Кондрат погрузился в изучение карт поселка и окрестностей. Широкий стол, покрытый черным бархатом, позволял разложить их рядом, не перелистывая. Переводя взгляд с одной карты на другую, Кондрат пытался прикинуть, как бы он сам, будучи охотником, подбирался бы к своей жертве. Выглядело так, будто бы он лично дальше ограды пробрался бы вряд ли.
Причем российский отряд был побольше французского, и смог позволить себе выставить усиленные караулы на всех постах. Сверх того, по приказу Кондрата отряд стрелков-пионеров разместился в самой ратуше, как мобильный резерв на случай внезапного прорыва. Унтеры, похоже, восприняли последнее как перестраховку, но спорить никто не стал. Как сказал Медведев:
— Всё равно людей надо где-то разместить.
Так-то их отряд в добровольно-принудительном порядке взяли на постой местные жители. Добровольцев назначал лично лорд, поэтому никаких эксцессов не возникло, однако чем меньше было трений с аборигенами, тем проще. Опять же, раненых разместили в просторном левом крыле ратуши, превратив его в импровизированный госпиталь, и, с учетом всех обстоятельств, здание всё равно пришлось взять под охрану.
Тут Кондрат подумал, что нормальный командир должен был бы первым делом проведать своих бойцов. С другой стороны, граф Горский про них бы даже и не вспомнил. Мол, не по чину. Немного поколебавшись, Кондрат выбрал компромиссный вариант.
— Кстати, как там наши? — спросил он у Медведева.
— Жить будут, вашсвет, — ответил тот. — Там ими уже Евсеев занимается.
— Евсеев? — удивился Кондрат. — Разве он доктор?
— Он большой спец по травам, вашсвет, а здешние травки, как говорят, лечат любые хвори, кроме сердечных.
— Не удивительно, что все так сюда рванули, — проворчал в ответ Кондрат.
— Ну так большая война не за горами, вашсвет, — ответствовал Медведев, и ушел размещать стрелков.
Кондрат вздохнул. Если даже простой унтер предвидел приближение большой войны, то на карьере провидца точно можно было ставить крест.
Как, к сожалению, и на всех прочих карьерах попаданца. Собрать автомат Калашникова из подручных материалов он не мог, чай, не афганский моджахед, а сама по себе идея многозарядного оружия в этом мире давно уже была не новой. Из графской памяти с готовностью выскочила длинноствольная фузея с револьверным барабаном на восемь зарядов. Как пример. Вот только стоили подобные игрушки столь дорого, что никаких шансов вооружить им целую армию не было. Разве что придумать, как бы так круто удешевить производство, но гениальным экономистом Кондрат опять-таки не был.
Знание о победах русского оружия над нацистской Германией тоже представлялись сомнительным активом. Пруссаков с австрияками русские войска и без него здесь регулярно били. Проблемы были с французами, но интуиция подсказывала Кондрату, что рекомендация отступить до Москвы и сдать ее Наполеону под сожжение вряд ли будет воспринята российским правительством как гениальная идея.
— Ну что я за попаданец? — тихонько ворчал сам на себя Кондрат. — Нормальные люди приходят… ну, я не знаю… к князю Владимиру, например, и говорят, что против татар надо клепать пулеметы. Тот клепает и всех побеждает. А я? Меня даже слушать никто не хочет. Сами они, видите ли, знают. Знатоки, блин. А мне что делать?!
Идей, увы, не было, и Кондрат снова склонился над картами, размышляя, как бы ему для начала просто остаться в живых. Графская память ничем помочь не смогла. Заказные убийства в этом мире случались, однако приличному человеку заниматься подобным не пристало и Кондрат-граф никогда не вникал в суть дела.