Впрочем, ничего оригинального они предложить не смогли. Приказ есть приказ и его надлежало исполнить. Евсеев только напомнил про раненых. Четверо были тяжелыми и абсолютно нетранспортабельными. Немного подумав, Кондрат решил оставить их в поселке под охраной. Так они теряли еще одного пехотного унтера и десяток стрелков, но выигрывали в скорости. Ради нее же Кондрат приказал оставить в поселке тяжелую мортиру. Для похода у него осталось порядка сорока пионеров и полсотни стрелков с парой легких горных пушек. Согласно картам, тот вход контролировала небольшая крепостица. Еще средневековая, но если повезет занять ее первыми, то этих сил должно было хватить для успешной обороны.
«Не с моим счастьем», — мысленно проворчал Кондрат.
Освободив лорда и пленных ополченцев, он произнес коротенькую извинительную речь, которую сочинил заранее, «посовещавшись» с Кондратом-графом. Тот предлагал высокомерно-вежливый вариант. По его мнению, должно было сработать. Кондрат-студент сомневался, но у графа определенно было больше опыта. По крайней мере, в здешнем политесе.
Извинения были встречены холодно. Недавние пленники кривили физиономии. Мол, хрен мы тебе, или что тут у них вместо него растет, простим. Ничего другого ни студент, ни граф и не ожидали, поэтому речь завершалась обещанием, что если ему еще раз придется штурмовать их «убогую деревушку», от нее не останется камня на камне, а всех жителей похоронят в одном гробу. Последнюю фразу Кондрат-студент добавил уже от себя. Популярности Кондрату это тоже не прибавило, однако солдаты по его приказу конфисковали всё оружие, а с голыми руками только и оставалось, что кривить физиономии.
Вскоре русский отряд вновь маршировал по тракту номер семь. Солнышко пригревало. Все живое вокруг радовалось весне, и только Кондрат хмурился. Они едва отмахали первую версту, а он уже начал всерьез задумываться, насколько его графская честь пострадает, если он всё-таки поедет на ослике? Кондрат-граф полагал, что сильно. Кондрат-студент полагал, что и пёс бы ты с ним. Те, кому положено подозревать, и без того подозревали, что граф липовый, а если подозрения возникнут и у Фламербаха, то, возможно, он уже не так будет жаждать убить «двойника». Впрочем, ослика для конфискации в пределах видимости всё равно не наблюдалось.
Впереди лежала развилка. Тракт шел дальше на север, а влево, на запад, уходила проселочная дорога. Параллельно ей несла свои воды маленькая речка, из тех, что в любом месте можно перейти вброд. Тем не менее, через нее был переброшен широкий каменный мост. Наверное, больше для порядка. Неподалеку к воде по обоим берегам подходил съезд, показывая, что там наезженный брод. Зачем в сотне шагов от него делать мост, Кондрат так и не понял. Да и не до того было.
По ту сторону речки появился отряд стрелков. Навскидку — около сотни. Одеты они были в гражданское платье, ни одного мундира, однако у всех были синие головные уборы на голове и черные ленты через плечо. Это были местные ополченцы.
— К бою! — скомандовал Кондрат.
Отряд спешно развернулся. Федор метнулся к Кондрату с кирасой наготове. Тот мотнул головой. Мол, некогда. Да и Кондрат-граф никогда бы открыто ее не надел. Это был вопрос престижа для него, и вопрос достоверности образа для студента.
Ополченцы всей толпой ринулись через брод, на ходу заряжая оружие.
— Заряжай! — прокатилось и над русским отрядом.
— Где там наши пушки? — спросил Кондрат, оглядываясь назад.
Стрелки уже выкатывали орудия на позицию. Профессиональных артиллеристов у них изначально было только на одно орудие, поэтому Кондрат отрядил им в помощь своих пионеров.
— Заряжай картечью, — скомандовал он на всякий случай.
Хотя там и без него знали, что делать, но офицер должен командовать. Еще с минуту Кондрат подсознательно надеялся, что схватки удастся избежать. Стрелки за это время зарядили ружья, и взяли противника на прицел.
Ополченцы открыли огонь первыми. Их предводитель сорвал с головы треуголку с перьями и что-то прокричал. Скорее всего, призывал идти в атаку. Его люди начали стрелять. Кондрат услышал, как совсем рядом просвистела пуля.
— Пали! — рявкнул он.
Тотчас грянул залп. Подстреленные ополченцы падали в воду. Их товарищи, переступая через павших, спешили на берег. Рявкнули пушки. Сначала одна, затем другая. Первые ряды ополчения буквально выкосило. На глазах у Кондрата несколько бедолаг попросту подняло и со всей силы вогнало в тех, кто бежал следом, опрокидывая людей, будто кегли. Волны заходили от берега до берега, сбивая с ног тех, кто еще стоял на них. После второго залпа ополченцы начали бросать оружие.