— Я сварил для них особое зелье, — продолжал тем временем Аристарх. — Они заказали еще. Передозировка тоже ударит по здоровью, но потом, а сейчас баронесса торопится обучить Икормана. Почему она хочет вашу голову — не знаю. Я сказал ей, что граф меня уволил и мне нужны деньги. Баронессе мое увольнение выгодно. Возможно, она хочет гарантировать, чтобы я не вернулся на службу и тем самым не перестал нуждаться в ее деньгах, но это маловероятно. Это всё, что я знаю. Кто вторая красотка?
— Что? — переспросил Кондрат.
Столь быстрая смена темы сбила его столку. Хотя, как он знал из графской памяти, это было в характере Атистарха. Закончив с текущей темой, алхимик без паузы переходил к следующей. Вроде и говорил неспешно, а всё равно казалось, будто бы куда-то летит как на крыльях.
— Вы сказали, на вашу голову претендуют две красотки, — напомнил Аристарх. — Первая — баронесса. Кто вторая?
— Ах, да. Ты помнишь Лыкову Софию?
Аристарх кивнул.
— Ну вот, — продолжил Кондрат. — Она считает, будто бы я — всего лишь двойник графа. Но тут идет война, и в ее глазах дело выглядит так, будто бы граф прячется от войны, что пятнает его честь и честь всего рода. И вот она требует немедленно вернуть графа на поле боя.
— Это невозможно.
— Да я пытался ее в этом убедить. Но София вбила себе в голову, что если убить меня, то граф немедленно вернется, чтобы оставаться в списке живых. По ее замыслу смерть графа лишит его всего состояния, и он непременно примчится, чтобы не остаться без гроша.
— В этом есть логика, — признал Аристарх. — Если бы граф был доступен, план мог бы сработать.
— Но, возможно, если София сможет убедиться, что он не будет доступен, то она оставит идею убить двойника. Она же так весь дом разорит. Ты сможешь организовать для нее сеанс связи с графом? Просто поговорить.
Аристарх покачал головой.
— Она упряма. Кроме того, графа сможете услышать только вы. Лыкова может не поверить. И в любом случае, сейчас у меня нет нужных трав. В прошлый раз я собирал нужный комплект три года. Если вам нужен мой совет: убейте ее.
— Хм… А другие варианты?
— Других нет, — спокойно произнес Аристарх. — Лыкова может быть какой угодно, но внутри нее только лед и верность старому графу. Если ее долг требует убить вас, то у вас только один путь остаться в живых — убить ее первым.
— Не уверен, что смогу это сделать, — признал Кондрат.
Аристарх не ответил, но в его взгляде отчетливо читалось: это ваши проблемы. Кондрат в раздражении пнул ногой тяжелый стул. Тот едва сдвинулся с места. Мысленно-то Кондрат уже выстроил план, и теперь весь замысел шел насмарку, а графское хладнокровие тоже не безгранично.
— Слушай, ну вот с чего она такая упёртая-то? — проворчал он.
Вопрос был, скорее, риторический, но Аристарх воспринял его буквально.
— Такой ее вырастил старый граф. Отец нынешнего. Ее отец был игрок и пьяница. Промотал всё состояние и застрелился, когда девочке было десять лет. Ее он, кстати, тоже проиграл.
— Как он мог?! — удивленно воскликнул Кондрат. — Она же дворянка!
Тем более что в здешнем мире и с простолюдинами такое обращение дозволялось с большой натяжкой. Крепостное право у них тут уже отменили и слуги были свободными людьми, работавшими по договору.
Сами договора, конечно, были те еще. Местные «социалисты», если их можно так назвать, открыто говорили о замене крепостного права договорным, и еще, мол, неизвестно, какое из двух на круг оказалось более кабальным. И тем не менее поставить на кон теперь можно было лишь договор, причем у слуги, как правило, оставалась возможность расторгнуть его, поэтому договора обычно оставляли в залог под обязательство позднее выкупить их за реальные деньги. Обычным сроком выкупа считался один месяц, однако Кондрат-граф видал договора, годами кочевавшие от одного игрока к другому.
Но это всё же были договора и на простолюдинов!
— Вот именно, — спокойно сказал Аристарх. — Формально тот игрок не имел права требовать девочку, но он рассчитывал, что по такой расписке он уж точно получит деньги. Когда он понял, что обманулся в своих ожиданиях, то предъявил долговую расписку и от чести рода Лыковых не осталось ни шиша. Их чуть из гербовника не вычеркнули.
Кондрат хмыкнул. Исключение рода из гербовника, а точнее говоря, из списка дворянских гербов Российской империи было формальным разжалованием в простолюдины. Случалось такое крайне редко, поскольку дар не должен был быть «низведен» до простого люда, и потому обычно дело заканчивалось всё той пулей в лоб. Если же кто-то не мог или не хотел уйти достойно, на это были жандармы. По крайней мере, такие слухи ходили в окружении Кондрата-графа.