При чтении книги Ф. Гернека становится понятным, что серьезно относящееся к самому себе теоретическое естествознание невозможно без изощренной, диалектически вышколенной способности мышления. Поэтому, как показывает Ф. Гернек, перед физиками-теоретиками во весь рост стал вопрос об отношении к классическому философскому и натурфилософскому наследству, вопрос о том, что взять на вооружение из философии, выдававшей себя за некую всеобщую теорию бытия. Ведь уже к середине XIX века было ясно, что вместе с системой Гегеля рухнула последняя попытка рассматривать философию как науку наук, что новая эпоха в развитии науки изменила и содержание, и задачи философии.
Преодоление односторонне рассудочного, метафизического способа мышления, характерного для механистического естествознания и философии XVII...XVIII веков, было возможно только путем осознания того, что диалектическое мышление и есть "нормальный", соответствующий истине способ теоретического постижения действительности. Самой трудной для естественника в его приобщении к диалектике оказалась проблема противоречия. Исторический опыт становления теоретической физики, проанализированный Ф. Гернеком, показывает, что естествоиспытатели не могли просто взять И пустить в дело классическое диалектико-логическое решение этой проблемы, а шли к пониманию противоречивости природы через художественно-образную парадоксальность, через рассудочную антиномичность и дополнительность, через апелляцию к интуиции, способной якобы продуцировать и осваивать "сумасшедшие идеи". Для истории теоретического естествознания - и это хорошо показывает Ф. Гернек характерно, что естественники постигают диалектику мышления, так сказать, на ощупь, вслепую, набивая синяки и шишки.
На материалах биографий М. Планка, А. Эйнштейна и других физиков видно, что преодолеваемый ими метафизический способ коренится не только в логике рассудка, но постоянно воспроизводится как в социальном окружении, так и в самой науке. Метафизика, согласно классическим ее определениям, есть наука о законченных вещах, а не о процессах и движениях. Исследование мира в этом его аспекте имеет основательные резоны и коренится в определенной форме человеческой практики.
Тесно связанное с технологией общественного производства естествознание в своем стремлении разложить природу на отдельные части и различные процессы отразило тенденцию производства к дроблению на все более и более узкие отрасли, к распадению труда на простые, элементарные операции, делающие возможным применение машин. Именно в этих условиях могли появиться, как говорил К.А. Тимирязев, полчища "истов" и "логов", которые растащили единый объект естествознания - природу - по многочисленным научным кабинетам, где она подверглась безжалостной вивисекции. Совершенно естественно, что на такой практической и эмпирической почве развивалось мышление, для которого были характерны застывшие формы и пренебрежение к теоретизированию.
Начало того периода в истории физики, который у Ф. Гернека открывается деятельностью Д.К. Максвелла, Г. Гельмгольца, Г. Герца и В.К. Рентгена, характеризуется господством механистического подхода к явлениям природы. С точки зрения овладения диалектикой физика середины XIX века отстоит от уровня теоретического мышления, достигнутого физиками к середине XX века, дальше, чем атомистика Демокрита и Эпикура от натурфилософии Аристотеля.
Опираясь на те же факты из истории новой физики, что и Ф. Гернек, астроном-теоретик А. Эддингтон в 1928 году отмечал: "В настоящее время мы представляем себе идеальное научное объяснение совершенно иначе, чем в прошлом столетии. Физики второй половины XIX века считали понятной только такую вещь, для которой можно было построить модель, то есть известную конструкцию из рычагов, колес, винтов и других механических приспособлений. По их мнению, природа, строя вселенную, не имела в своем распоряжении других средств, кроме тех, которые известны современному инженеру; так что объяснить данное явление - значит вскрыть лежащий в его основе механизм. Человек, который объяснил бы тяготение действием механизма из зубчатых колес, был бы героем того времени" [19]. Теоретическое мышление, например 20-х годов нашего века, далеко ушло от этого механицизма. В противоположность внутреннему единству механического истолкования мира физика этого времени являла собой картину анархического столкновения различных интерпретаций квантовой механики. В эти годы М. Борн, П. Дирак и Э. Шрёдингер могли позволить себе искать разгадку совершенно "мистической" с точки зрения метафизики формулы:
qp - pq = h/2пi,
в которой qp ведет себя столь странно, что не хочет быть равным pq. Диалектика навязывала себя физикам-теоретикам то в форме ни с чем не сообразного неравенства qp и pq, где величины q и p суть координаты и моменты, то в виде неустранимой связи дискретности (h) и непрерывности.
Переход к диалектическим формам мышления и составляет одно из последствий той кризисной ситуации, в которой теоретическая физика оказалась на рубеже двух веков. Ф. Гернек много внимания уделяет этому вопросу, специально выясняя роль Э. Маха в преодолении физикой метафизической ограниченности классической механики и связанных с нею натурфилософских построений. Анализируя отношения между Э. Махом и А. Эйнштейном, споры между Э. Махом и М. Планком, принципиальные столкновения между точкой зрения Л. Больцмана и идеями, которые отстаивали В. Оствальд и Э. Мах, Ф. Гернек, опираясь на глубокое знание исторических фактов, обосновывает мысль о необходимости дифференцированного подхода к оценке того влияния, которое оказал Э. Мах на А. Эйнштейна и других основателей современной физики. Ф. Гернек настаивает на том, что надо отличать Э. Маха - физика-теоретика от Э. Маха - философа-идеалиста.
Соглашаясь с Ф. Гернеком в необходимости такого различия, ибо оно снимает недооценку того вклада, который Э. Мах внес в разработку теоретической физики и в критику догматизма классической механики, в то же время необходимо отметить, что Ф. Гернек несколько смягчил изображение той ситуации в истории науки, которая была в свое время названа А. Пуанкаре "кризисом физики", и приглушил остроту идейных разногласий, возникших между основной массой ученых и проповедниками "физического идеализма".
Вопрос о роли Э. Маха в переходе естествознания на позиции диалектического мышления есть лишь часть более общей проблемы о роли и значении философии И. Канта, об историческом смысле модного среди буржуазной интеллигенции лозунга "назад к Канту". В теоретическом плане этот вопрос был рассмотрен Ф. Энгельсом, который пришел к выводу, что "учиться диалектике у Канта было бы без нужды утомительной и неблагодарной работой" [20]. История идеологической классовой борьбы конца XIX века и истекших семи десятилетий XX века показывает, что реставрация философии И. Канта есть в научном отношении попятное движение, а в идеологическом отношении всегда связано с попытками буржуазных идеологов найти средство "размягчения" диалектического и исторического материализма.
Как свидетельствует биографический материал, приводимый Ф. Гернеком, большинство немецких физиков в студенческие годы изучали философию в том виде, как ее преподносили преподаватели, бывшие по преимуществу позитивистами и неокантианцами. Г. Герц сдавал экзамен профессору Целлеру и был самого высокого мнения о методологической стороне "Механики" Э. Маха. На всю жизнь у него сохранилась склонность к априоризму И. Канта. Мария Кюри в молодости увлекалась позитивизмом О. Конта и Г. Спенсера. М. Планк в 80-х годах был "решительным сторонником философии Э. Маха". А. Эйнштейн во времена "Академии Олимпии" изучал сочинения последователей Канта: Пирсона, Маха, Авенариуса, Пуанкаре, хотя в зрелые годы "не выносил Канта" и склонялся к пантеизму Спинозы. М. фон Лауэ экзаменовался по философии у Ф. Паульсена, самостоятельно изучил сочинения И. Канта и в течение всей жизни считал его систему вершиной философского мышления человечества. О. Ган слушал лекции по философии у неокантианцев Когена и Наторпа, основателей и руководителей марбургской школы. Не один только Г. Герц был напуган "профессорским воем против "метафизики" материализма" (Ленин). Признавался же М. Планк, имея в виду времена засилья позитивизма и энергетизма: "Тогда нельзя было восстать против авторитета таких людей, как Вильгельм Оствальд, Георг Гельм, Эрнст Мах" [21].