— Ну как, энциклопедия твоя хороша?
— Энциклопедия? — переспросил мальчик. — А что это?..
— Книга такая, она на все вопросы отвечает. А у тебя голова должна быть книгой. Понимаешь — книгой без бумаги. Память не подведет тебя?
— О, я все помню, — горячо заверяет Коля Зыбко, боясь, что комиссар передумает дать ему задание. — Я это стихотворение на ходу запомнил, мне его один человек по дороге в Россь рассказал. Вот послушайте:
Заметив, как потеплели глаза у комиссара, Коля продолжал:
— А потом, дяденька, я на пятидесяти листках переписал это стихотворение.
— А что ты сделал с этими листками?
— Я с ними аж до самого Волковыска дошел, последний на окраине его наклеил. На город не хватило.
— Так ты, значит, знаешь дорогу в Волковыск?
— Не сомневайтесь, дяденька, любой переулок там отыщу!
— Так слушай…
…Не переулки пришлось Коле Зыбко разыскивать в Волковыске, а кладбище. На сером камне-памятнике, что лежал почти при дороге, сидел бородатый старик. Кипу газет он положил на отшлифованную поверхность мрамора, одну держал в руке, размахивал ею в воздухе и выкрикивал:
— Самая мудрая из газет! Покупайте, пока не поздно! Люди добрые, не жалейте полмарки!
Коля остановился около старика, подождал, пока отойдет от него покупатель — человек в очках, — и спросил:
— Есть у вас вчерашние газеты?
Старик, услыхав начало пароля, пристально и вопросительно посмотрел Коле в глаза, а потом медленно ответил:
— Нет, не имеется, только сегодняшние…
— Дайте мне воскресную!
Бородач положил руку на худое плечо Коли:
— Что скажешь, мой юный коллега?
— Отряд выдержал большой бой. Многие ранены, нужны бинты… — прошептал Коля.
Мимо шел полицейский. Бородач громко сказал:
— На хлеб хватит, мой мальчик. Газеты распроданы. Пойдем домой!
Как полновластный хозяин, эсэсовец ходил по избам, приказывал:
— Мужчины, выходите на улицу! Сейчас же, не мешкать! Бабы — оставайтесь в хатах!
Где же тут удержишь женщин! Вышли на улицу и от страха такой крик подняли, что даже на станции было слышно.
Мужчин всех поставили в ряд. Тут были и хозяева явочных квартир — Антон Василевский и старый Александр Северин. К каждому с плеткой в руках подходил эсэсовец, хлестал ею наотмашь по лицу и спрашивал, где прячутся те двое, что вчера ночью пришли в деревню. А потом эсэсовцы, стоявшие перед ними, направили на них автоматы. Один из них закричал:
— Ложись! Встань! Беги!
И пожилые мужчины вынуждены были переносить такое унижение.
Два четырнадцатилетних паренька — связные Володя Северин и Володя Сергейко — страшно волновались. Сегодня на закате солнца они должны были быть на комитете комсомола у партизан. Было условлено: Леня Стидиневский и Ваня Радецкий пригонят домой коров и передадут, что они заночевали у родных в соседней деревне.
Как готовились оба Володи к этому вечеру! И вдруг — деревня окружена эсэсовцами!..
Что делать? Даже коров запретили выгонять в поле.
А вечер, как назло, выдался таким ясным, звездным…
Сидят мальчики одни в избе Николая, горюют, а тут дверь заскрипела, открылась. На пороге стоит белый как снег Миша Василевский.
— Ребята, кому-то нужно прорваться из окружения. Фашисты не ошиблись: двое партизан приходили к моему отцу. Я их спрятал надежно: в свой тайник в хлеву. Завтра еще двое партизан придут на встречу с Константином Николаевичем, нужно их предупредить! Я сам бы отправился туда, но должен охранять партизан.
— Разреши нам, — сказали два Володи.
Ночью политруку Трофимовцеву доложили, что в отряд пришли два юных связиста. Одежда на них висела клочьями. От самого дома до леса они проползли.
Уже два раза приходила Володе Сергейко повестка явиться на сборный пункт для отправки в Германию, а ему нипочем. На третий раз за ним пришел сам жандарм и спросил, не хочется ли пятнадцатилетнему Володе покормить вшей в тюрьме? Если только он желает променять светлую жизнь на отчизне Гитлера на неволю — это легко сделать!
Староста, приведший в хату жандарма, распинался во все горло:
— Если тебе, сопляку, выпало такое счастье — целуй пана в руку, рожа поганая! Где там хаму понимать свое счастье! Чтоб твоего и духа в нашей деревне не было! — не унимался он. — Вечером придешь ко мне за разъяснением, как надо верой и правдой служить нашим избавителям.