Один из них, брезгливо дернув плечом, сквозь зубы процедил:
— Не люблю цветных, воняет от них, как от скотины.
Услышав русскую речь, Гришка оторопел. Он хотел сказать что-то, но в это время негр, взмахнув фиолетовым кулачищем, сбил вазу с цветами.
Раздался звон битого стекла, отчаянные вопли хозяина бара.
Собрав последние силы, Гришка, придерживая негра, потащил его к выходу.
Сбежавшиеся на вопли хозяина карабинеры[33] были встречены насмешками и пронзительными свистками матросов.
— Abasso polizia!
Пока полицейские переругивались, Гришка с негром, нырнув в переулочек, пропал в темноте.
Кабачок гомонил по-прежнему. Девушки не уставали подавать вино, оборванная итальянка без конца танцевала тарантеллу под кряканье и одобрение всего кабачка.
Двое пришедших заняли столик в углу.
— Сядем здесь, лейтенант; среди этой шантрапы безопаснее разговаривать.
Говоривший заказал коньяку. Обрюзгшее лицо и сохранившаяся выправка морского офицера выдавали специальность этого широкоплечего человека.
Второй был моложе. Весь вид его доказывал, что он терпит нужду и даже голодает. Один глаз был закрыт черной повязкой, зато другой светился злым огоньком.
Не отрываясь, смотрел он на золотистый напиток и облизывал сухие губы.
Лицо широкоплечего человека тронулось презрительной усмешкой, и глаза уверенно сощурились.
— Ну-с, лейтенант, поздравляю. Пришли наши соотечественники. Гм… Советский крейсер «Коминтерн», носивший имя «Светлана» в бытность вашу на нем мичманом.
— Не говорите, капитан! Видел я этих мерзавцев, этих бандитов, будь они трижды прокляты! Моя «Светлана», моя «Светлана»!
— Лейтенант!
— Есть.
— Поставьте стопочку на место. Успеете напиться. Выслушайте меня. Есть дело, которое, конечно, оплатится. Дело полезное для нашего союза. Мы поручаем его вам, а заплатят, разумеется…
Итальянка окончила пляску. Кабачок заревел пуще прежнего. Широкоплечий человек поморщился.
— Как полиция терпит такое безобразие! Ну, к делу, лейтенант. Я познакомлю вас с положением вещей. Оно очень простое, но вместе с тем… Гм… лейтенант, можно подумать, что ваша рука и стопка с коньяком намагничены и взаимно притягиваются. Ну, выпейте.
Одноглазый человек залпом осушил стакан.
— Теперь внимание, лейтенант. Вы еще не знаете, как итальянцы заигрывают с большевиками? Везут их завтра на Капри[34], устраивают банкеты и прочее. Но это оборотная сторона медали, другая вот. На обратном пути с Капри наши дорогие гости, чтоб им пусто было, пройдут по Королевской улице. Там завтра концерт, и наверное это мужичье поразинет рты… А если нет, так надо, чтобы поразинули, понимаете?
В это же время надо показать им вот эту открытку и бросить на землю. Конечно, они не утерпят, — ну, ударят разок, а вы увернитесь как-нибудь. Выпить? Эй, еще коньяку!.. Подымется кутерьма, а тут уж дело не наше. На площади будет расставлено достаточное количество фашистов, достаточное, по крайней мере, для того, чтобы перестрелять этих бродяг. Что потом? Потом — газеты, печать, шум на весь мир… Большевистские матросы скандалили в Неаполе в пьяном виде, избивали женщин, убили карабинера, пытались поднять бунт и прочее. Подхватят другие страны, и пошло гулять. Больше эту рвань ни в один порт не пустят. Ведь согласны же вы со мной, дорогой, что мы должны всеми средствами помогать нашей истерзанной род… Еще выпить? Вот коньяк, а вот и лиры[35], — видите, как хрустят? Это задаток, будет еще. Ну, лейтенант, согласны?
Лейтенант сверкнул своим единственным глазом.
— Я — бывший морской офицер, капитан, а то, что вы мне предлагаете… это, знаете, того… чересчур… А впрочем…
Единственный глаз потух. Руки потянулись к кредиткам…
— Согласен!
— Браво! Давайте руку, лейтенант; я всегда был уверен в вашей любви к родине. Значит, завтра на Королевской. В семь вечера.
Гришка еле дотащился с негром до порта. Напрасно, выбиваясь из сил, старался он выпытать у негра, с какого он корабля и где его стоянка. Тот только бормотал:
— London… Otranto… London…
«Что за атранта? Не иначе, как корабль его так называется, а плывет он из Лондона… Английский»… — мелькнуло в голове вспотевшего Гришки.
Он стал читать надписи на корме пароходов. Попадались все такие, что Гришка не мог их прочесть.
Чуть не падая от усталости, Гришка увидел, наконец, огромный, щеголеватый пароход. Опустив негра на землю, он подбежал к корме парохода и еле прочел: