Пусть она стоит там, в небе, и поёт свою песню.
ОЗЕРО И БРИЧКА
Кто-то вогнал в озеро бричку и бросил её передком к берегу. И та смотрит из воды на песчаную пологую полосу, развернув передок и раскинув оглобли. Среди синей осенней воды бричка смотрится как нечто совершенно сокрушённое, оставленное навсегда и потерявшее всякое значение. Бричка смотрится как конец целого мира или по крайней мере какого-то значительного дела. Какого? Трудно сказать. Подождать следует вечера, и тогда, на заре, многое сделается явным и понятным.
Когда красное солнце коснулось леса по ту сторону озера, стало ясно, что это тачанка. Тачанка вся залита кровью и брошена здесь, у берега. Пулемётчик висит вниз головой и с передка касается воды руками. "Максим" уткнулся дулом в озеро. Кони валяются в воде, полумёртво сопят, и один, гнедой, бьёт окровавленными мослами в песок и силится поднять голову. Скоро солнце сядет, и кровь перестанет гореть на передке, на колёсах и вдоль оглобли.
Синие сумерки, кутаясь в синие тени, соберутся к берегу. И тогда я увижу чёрное проломленное ложе, полевой разбитый катафалк. Там, на ложе, раскинувшийся и насквозь пробитый, лежу я сам. Меня пробило уже мёртвого. Правая рука немного вскинулась и застыла в воздухе, как в крестном знамении. Так замерла на полпути. Внизу холодная плещет вода. Меня откуда-то везли и бросили от страха. И нет уже ни лошадей, ни провожатых. Всё брошено и страшным каким-то ударом опрокинуто в воду.
Ночью над озером загорится окно. Там вспыхнет звезда. Одна во всём окне. И там вдруг повиснет на одной руке, перевернувшись через голову, молодая наяда. И слышно будет, как она смеётся полушёпотом. И спрыгнет в озеро.
И вот уже выскочит она из озера на колеснице. Стоит. Высокая. Расставив ноги, размахивая над головой ременными вожжами. Но вожжи в темноте мерцают чешуйчато. Кони с чёрными гривами. Гривы мраком полыхают. Вылетает колесница из озера, как из океана. Кони веером высыпают и несут к моему крыльцу. Кони храпят и хохочут. Быстрые шаги, и кто-то громко стучит в дверь.
Рано утром, когда туман снежными паутинами поднимется с озера, придёт бригадир Николай Семёнов. Он уже пришёл. Он привёл на берег высокую белую лошадь. На шее лошади сидит хомут, а Семёнов несёт в руке дугу. Синюю дугу с тремя небольшими колокольцами. Семёнов в высоких резиновых сапогах. Он заходит в воду и на берег вытаскивает бричку за оглобли. А лошадь стоит и ждёт, как школьник, вызванный к доске. Семёнов закладывает лошадь в бричку и с грохотом уезжает в посёлок.
ОТРАЖЕНИЕ
Воды среди тишины ровны и отзывчивы. Облако стоит в небе, оно стоит и в Глубоком. Сосна висит над водой, висит она и в воде.
Сорвалась откуда-то белая бабочка и летит низко над озером. Бабочка танцует. А следом за ней по воде тоже бабочка танцует и летит. В воздухе так чисто, что видны эти бабочки, сколько бы ни уносил их полёт.
Две вороны от посёлка летят — одна над водой, а другая по воде. Самолёт свой след белый теряет над лесами. Два самолёта. Лягушка прыгнула с берега в воду, а из воды навстречу ей тоже лягушка. И посёлок. Один на берегу — другой в озере. Даже голубоватая дневная луна светится в воде, вернее, в синем небе Глубокого.
На мелководье стоит полчеловека с удочкой в руке. Но и полчеловека, тоже с удочкой, под ним.
И сам я, сидящий на камне у берега, наверняка не один. Нас двое. И когда я, сидящий на камне, протяну руку мне, висящему вниз головой в озере, то одна рука протянется навстречу другой, и вот-вот они встретятся в рукопожатии.
БЕЛАЯ ЛОШАДЬ
В сумерках тяжело ходит по берегу и громко жуёт мясистую траву большая белая лошадь. Обычно лошадь ходит на длинном поводу, привязана к ели. При озёрном свечении сумерек лошадь кажется то синей, то серой, то голубой. Сегодня лошадь ходит без повода, и вдруг я её увидел бегущей. Лошадь бежала из посёлка по дороге в гору. Она бежала резво и весело, словно целый день не работала. А после она, мечтательно и бережно неся голову, шагала по бесшумному песку назад. И долго бродила по берегу, громко щипала траву и жевала её, отлягиваясь от комаров.
Странное существо лошадь. Существо какое-то таинственное. С чего это ей понадобилось бежать в гору, а потом шагать назад и о чём-то думать? И вообще — о чём может думать лошадь? О чём, например, могли думать сотни тысяч коней на Каталаунских полях, когда земля дрожала и гудела от победоносных кликов римлян, сокрушающих несмётную армию Аттилы? Что думала та лавина обезумевших животных под кавалеристами Нея, ломая ноги, шеи, хребты и сваливаясь в знаменитый ров под Ватерлоо? Что думает конь в тёмном поле дневного сражения, избитый, обессиленный, с прорванными шпорой боками, а в тёмных кустах и ложбинах стонут, хрипят и задыхаются забытые и брошенные люди, выходят из лесу волки, рыщут, и мёртвая рука вот-вот готова схватить за копыто...
Или стрелою, выпущенной из могучего лука, стелется под всадником степью аргамак, и другой скакун с другим всадником гонится следом. Кто скачет от кого и кто кого догоняет? Кони ли гонятся друг за другом? Сбивают ноги, сердце. И, брошенные, уходят в туман, когда рыцари сошлись и стервенеют. А кони ждут, и какие у них в это время глаза? Кони отвернулись, они дрожат и, может быть, плачут. А эти глаза, этот взгляд умирающей, загнанной лошади, которая всю жизнь скакала, напрягалась, выбивалась из сил. И добро бы на себя...
Когда лошади умиротворённо отдыхают в дубовых горницах своих конюшен, им кажется, что покой разливается по всей ненаглядной земле. Им не думается ни о чём, и если бы они могли, они бы просто пели тихую длинную песню, какую порой поют крестьянки за тягучею пряжей. Тогда можно подумать, что нет нигде ни парадов, ни стражи, ни утомительных повозок, ни упорного плуга, ни злого бича, ни голодного волка и только ластится над берегом, когда блестит излучина в тумане, ластится к ногам добрый, глупый, пугливо-доверчивый жеребёнок.
Ах, если бы лошади могли себе воздвигнуть святилище! Оно бы раскинулось высоко под звёздами, в бесконечно цветущей степи с такими травами, в которых тонет грива, в степи с холодными и сильными ключами, с просторным ветром, и никогда бы на этой равнине не пробежало ни одно живое существо другой породы — ни волк, ни рысь, ни медведь... И только птицы парили бы под самыми звёздами. И тогда хотел бы я взглянуть в глаза того коня, которого грива светится во тьме и сияет на солнце, дыхание горит, копыто гулко и нетерпеливо, а ржание его подобно звуку победоносной трубы!
И тогда я не удивлюсь, когда однажды взгляну в своё окно и увижу, как по озеру навстречу взгляду, то есть к дому, идёт по озеру лошадь, белая лошадь с сияющей гривой, глаза её смеются, а солнечные зубы улыбаются. Лошадь идёт не по льду, а просто по воде!
ШАГИ И РАССТОЯНИЯ
Я всегда с удивлением смотрю на проходящего мимо человека. Меня всегда охватывает изумление. Я хорошо вижу, как он шагает, вижу, как он размахивает рукой и в руке у него газета или висит и покачивается на локте зонтик. Я понимаю, что человек движется, но именно то, что он удаляется, меня приводит в полное изумление.
Что же это такое? Человек был здесь, а теперь вон там. Он был обыкновенного роста, теперь стал совсем маленьким, не больше воробья. Неужели это он? Как он там оказался? И что он там делает? Что он думает там, шагая по песчаному косогору, на что надеется? Может быть, это не он? Может быть, это кто-то другой? С тех пор как он был здесь, может быть, прошла целая вечность и он совсем изменился? И под клёнами, сняв соломенную шляпу и платком вытирая бритую голову, вышагивает уже нечто другое? Может быть, он даже и не человек уже, а какая-нибудь букашка, или кукла, или обыкновенный механизм, или же простое воспоминание обо всём этом?
Или девушка. Проходит мимо. Почему она проходит? Что нужно ей там, куда она спешит? Зачем она так нахмурила веснушчатый загорелый лоб и покусывает губы? Может быть, эти красные босоножки жмут ей ногу? Или ей трудно шагать? Тогда для чего ей шагать? Пусть сядет на крыльцо и смотрит на озеро. Там и поют, и купаются, и ловят рыбу, и о чём-то спорят. Как в кино или как в театре, и всё намного правдоподобнее, чем там. Сиди себе и смотри. А босоножки можно снять и поставить на траву. Можно завести хорошую музыку. Можно слушать какую-нибудь сонату или танцевать танго, на выбор. Кому что нравится. И прямо здесь, на поляне возле дома, можно танцевать. Я тоже могу снять ботинки и тоже танцевать босиком, изредка наступая девушке на пальцы, на такие холодные, ласковые пальцы.