Он лениво подал мне белую пухлую руку для традиционного рукопожатия. Я предложил по банке пива за мой счет в аляповатом ларёчном заведении, находящемся в пяти минутах ходьбы.
— Ты разве ничего не знаешь? — спросил Николай, потягивая пиво и неспешно поглощая поджаренные и присыпанные тонко помолотой солью орешки кешью.
— Нет. Абсолютно ничего. Честно говоря, месяца два или три не виделись. В последнюю встречу он меня удивил и заставил призадуматься.
— Чем же? — Николай сделал маленький глоток.
— Сидели мы с ним за разговорами и пили потихоньку водочку. Жена накрыла нам на стол и слушала краем уха, о чём мы там балакаем. А мы, конечно, как давненько не видавшие друг друга проговорить могли и вечер и ночь. О том, о сем о пятом, десятом. Приговорили бутылочку. Я чувствую мне лишковато и время позднее, вроде бы не помешало бы завалиться спать. Он же не уходит и говорит, что порой не хватает каких-то пятидесяти грамм для полного комплекта. И только когда опрокинули эти недостающие граммы, он ушел.
— Я тебе другое расскажу… Когда работали мы с Пашей по обслуживанию и утилизации приборов с радиоактивными датчиками, и, соответственно, в этих средах работавших, в качестве превентивных мер безопасности покупали ящик водки и каждый вечер после работы — по сто пятьдесят грамм. Шикарно! Водку запивали молоком или сливками. Молоко тонким слоем жира смачивает стенки желудка, и водка идет в тело мягко, не ударяя сразу по мозгам. Мы всегда с ним так делали, когда по графику предстояла такая работа. Я, когда заканчивалась эта работа, заканчивал и с ежедневным принятием полуторной сотки. Чтобы ни говорили, но спирт связывает и выводит радиацию из тела. Опасность в другом: когда вот так после месячных ежедневных доз садишься за стол ужинать без привычной сотки — тяжеловато и муторно на душе. Я-то справлялся, а Пашка, похоже, и дальше продолжал. Тут Любка подхватывала.
— Опять Любка! Мне он говорил, что разбежались давно с ней.
— Куда разбежишься!? В одном доме живут. Она подъехать умеет: и посулит и поплачется.
Паше почему-то не везло с женщинами. Если некоторые, скажем мы, попивающие сейчас пиво, женившись раз, десятилетиями живем и не помышляем о повторной женитьбе: зачем одни проблемы менять на другие? Он же хотел эксклюзивное, единственную, непохожую, неповторимую, свою половинку, данную свыше. Получалось наоборот: с одной поживет, с другой, с третьей…с рыжей, с брюнеткой, блондинкой…на пятнадцать лет младше, затем на десять лет старше.
Любка была его старше лет на десять. В прошлом — красавица и телом и лицом. Что-то и ей не хватило для счастливой жизни. Муж запил и повесился. Оставил с четырьмя детьми. Две дочери стали взрослыми девицами, временно-постоянно безработными. Одна их них не так давно выпала из окна и разбилась насмерть. Перепутала дверь с окном? Оба выхода показались равноценными выходами в ад? Нетрезвая безалаберность при мытье окон? Никто не стал серьёзно разбираться в причинах смерти, и сочли несчастным случаем… Семья Любки съёжилась до троих, и четвертым вскоре стал Паша.
К слову сказать, все детишки были красивыми: сынок первоклассник, так и не пошедший вовремя в первый класс, двенадцатилетняя девочка-школьница, и девятнадцатилетняя девушка, уставшая в ленивых поисках работы, и четвёртая самая старшая, первенец, ушедшая вслед за отцом, — всех их природа не обделила телесным здоровьем и красотой.
И это что-то, что внесло коррективу в их жизнь, — есть ВОДКА. Водка как главный член семьи; она безвременно отнимала родных и близких без боли и печали и незамедлительно восполняла, растворившихся в ней, новыми алкалами незатейливой веселости.
— Любка зачем-то уехала из деревни. Жила бы там, где у неё мать и отец. Работала бы на ферме: коров доила, бычков на мяса растила, — продолжал философствовать Николай. — Дом рубленный пятистенок, земли не меряно. Сади картошку, моркошку, капустку. Кругом леса, где грибов полно и зверюги не вывелись. Рай! Чего их всех в город тянет?
— Мужиков нет в деревнях. Спились трактористы и комбайнеры. Контроля нет. Раньше, в незапамятные времена, Партия боролось с пьянством, теперь кому? Некому. Бабье царство там. Матриархат. Браться за фермерство — это работать от зари до зари. А так работать разучились. В городе как-нибудь, да прокормишься.