Родители бывают так жестоки.
Как быть? Обидеться и замкнуться? Но плечи не станут шире. И что удручает, с ним не хотят дружить девчонки. Через год-два пробьётся пушок над верхней губой, и кое-что весомое появится в штанах… например, всесильные деньги. И большой вопрос, перестанут ли обзывать мешком, жабой, надутой через соломинку.
Степашка брел по улице. Плечи оттягивал школьный рюкзак. Голову мутило от дурных предчувствий: по географии схватил кол, по физике двойку — ох, и трепку устроит мамка. Словесами ошпарит, что похуже дразнилок сверстников. Он не будет обижаться. Мамка одна разрывается на двух работах. А папашка и лица не кажет и денег не даёт.
Изо дня в день мамка талдычит, единственная надежда Степашки занять достойное денежное место во взрослой жизни — хорошо учиться. Денег на платное высшее образование не сыскать; на бюджетные места берут отличников и хорошистов.
Степашке пофиг, он и не думает, кем будет во взрослой жизни. Похоже взрослая жизнь хуже, чем география с физикой в придачу. Но во взрослой жизни много крутых вещей. Мощные тачки, продвинутый комп, пепси-кола и любые вкусняшки. Блин, придется исправлять кол по географии и двойку по физике.
— Сегодня пойдешь со мной мыть полы в подъездах, — сказала мамка, едва успел переступить порог двухкомнатной квартиры-хрущевки.
— А когда уроки учить? По географии много задали.
— Опять двойку схватил, обормот?! — Бесформенная фигура матери нависла нешуточной угрозой. Степашка икнул от страха вперемежку с жалостью. Матери сорок пять лет, а выглядит старухой. Никакого причесона, никакой косметики, бледный лоб рассекают морщины, под глазами темные круги от вечного недосыпа.
— Двойку может стать четверкой, если сделаю реферат про десять интересных мест нашего края.
— Вот и сделаешь, вместо того чтобы в компьютере в танки играть. Счас марш переодеваться.
— А бабушка чо? Она помогает тебе.
— Бабушка приболела.
— Увидит кто из класса — задразнят.
— Ты не понимаешь, что ли?! Я одна проваландаюсь до позднего вечера. Мне еще приготовить пожрать на завтра, машину стиральную запустить… Из класса увидят? Дал бы затрещину самому языкастому! Ты как мешок. Слюнтяй! Размазня!
— Их много. Я один.
— А я не одна?! Пластаюсь и там и здесь. Не ною, как ты.
— Почему одна? Не сладилось с одним папкой, нашла бы другого.
— Не тебе учить… знаешь ли ты, что новый папка скажет, не нужен мне такой пасынок-тюфяк.
— Откуда ты знаешь?
— А вот знаю! Давай быстро переодевайся, часа за два управимся.
Степашка вздохнул. Пару раз помогал, так-то не тяжело. Если бы не взгляды прохожих. Искры пренебрежения падают в сердце раскаленными углями. Можно не смотреть по сторонам, а сосредоточено работать. Как будто никого и нет. Прохожие — это зомби, которым просто повезло продаться.
На участке матери девяти и пятиэтажные дома. В девятиэтажках лифт. Сразу наливаешь в подвале 5 ведер воды, загружаешь в кабину лифта, поднимаясь вверх, через этаж выставляешь ведра. Мамка начинает с верхнего этажа, подтаскивает ведра с грязной водой к дверям лифта. Степашка их спускает вниз, выливает воду. Лепота! В пятиэтажках приходится затаскивать ведра: одно на пятый, второе на третий. В лифтах мамку заставляют оттирать надписи на стенах. Руки бы оторвать тем, кто рисует маркером на стенах абракадабру из линий и знаков. Как ни оттирай — надписи остаются. Мамка злится, словесные затрещины летят одна за другой.
— Давай пошевеливайся, — покрикивала мать. — Выливай воду подальше от подъезда, чтобы никто не поскользнулся. Да смотри, где воды больше половины, не тронь. Ты же слабак, я сама вылью.
— Я не слабак. — Пыхтел Степашка. Впрочем, таская ведра с водой, лишь вытягиваешь руки да горбатится спина. Со стороны вылитый орангутанг. — Мам, можно я после полов на полчасика забегу в гараж. Мне сосед турник сделал, я подтягиваюсь. И поищу растворитель, у деда был специальный растворитель. Надписи на стенах только специальным растворителем можно убрать.
— Много ты знаешь, трепло!.. А не кошек ли ты вешаешь на турнике?
Степашка оторопел. Интересная идея.
— С чего вдруг вешать их буду, и для чего?