— Ваши краснокожие индейцы — потомки ныне исчезнувших древних цивилизаций, которые обрели душевное равновесие, способное спасти наш современный мир. — Тальма обожал строить теории. — Если нам удастся доказать, что они происходят от утерянного колена Израилева или от троянских беглецов, то мы откроем путь к гармоничному миру.
Очевидно, он имел в виду какое-то особое индейское племя, поскольку встречаемые мной замерзшие и голодные индейцы бывали жестокими так же часто, как и безмятежно спокойными, но мне никогда не удавалось умерить пыл его умозрительных построений.
Холостяк, не разделявший моего интереса к женскому полу, Антуан был писателем и памфлетистом; он снимал комнату в районе Сорбонны. Я нашел его не за письменным столом, а в одном из новых кафе, торгующих мороженым, около моста Сен-Мишель, где он потягивал лимонад, которому приписывал целительные силы. У Тальма вечно что-то побаливало, и он постоянно экспериментировал с разными очистительными средствами и диетами в попытках поправить ускользающее здоровье. Он принадлежал к числу тех редких французов, которые, как я знал, не брезговали американской картошкой, хотя большинство парижан считали ее годной лишь на корм свиньям. В то же время он вечно сетовал на свою неполноценную жизнь и говорил, что обязательно стал бы искателем приключений — каковым он, кстати, считал меня, — если бы не боялся простудиться. (Я отчасти преувеличил собственные приключения и втайне радовался его лестному мнению.) Этот простодушный на вид юноша с неизменно взъерошенными волосами, несмотря на то что недавно коротко подстригся в соответствии с новой республиканской модой и даже приоделся в малиновую куртку с серебряными пуговицами, сердечно, как всегда, приветствовал меня. На его бледном лице с большим открытым лбом горели распахнутые восторженные глаза.
Тактично одобрив его последнее целительное средство, я заказал, однако, более губительный кофейный напиток и выпечку. Пристрастие к этому черному вареву периодически осуждалось правительством ради сокрытия того факта, что из-за войны поставки кофе резко сократились.
— Ты заплатишь за меня? — спросил я Антуана. — Я влип в чертовски неприятную ситуацию.
Он взглянул на меня повнимательнее.
— О господи, ты что, вывалялся в канаве?
Я не успел побриться и выглядел потрепанным и грязным, с воспаленными от бессонной ночи глазами.
— Нет, я выиграл в карты.
На столе перед Тальма валялось с полдюжины не выигравших лотерейных билетов. В игре ему не хватало моего везения, но Директория, нуждавшаяся в финансовой поддержке, возлагала большие надежды на подобных ему неунывающих оптимистов. Многочисленные зеркала в позолоченных рамах, украшавшие зал кафе, бесконечно отражали мою небритую физиономию, и у меня возникло такое ощущение, будто я вдруг стал центром всеобщего внимания.
— Мне необходимо найти честного адвоката.
— О, это так же легко, как найти порядочного депутата, мясника-вегетарианца или девственную проститутку, — ответил Тальма. — Если бы ты попробовал лимонад, то он прояснил бы твои туманные мысли.
— Я не шучу. Убили одну женщину, с которой я встречался. Жандармы пытались арестовать меня за это преступление.
Он приподнял брови, очевидно подозревая, что я морочу ему голову. В очередной раз жизнь подкинула мне сюрприз, о котором он со своей склонной к подслушиванию и подглядыванию натурой мог только мечтать. Заодно он раздумывал, естественно, не сможет ли продать эту историю в журналы.
— Но откуда они пронюхали о ее смерти?
— Их привел один свидетель, нанятый мной фонарщик. Я ни от кого не скрывал, что собирался навестить ту красотку, об этом знал даже граф Силано.
— Силано! Кто же поверит этому каналье?
— К примеру, жандарм, чья пуля просвистела мимо моего уха, вот кто. Антуан, я ни в чем не виноват. Я подумал, что она вступила в сговор с грабителями, но, когда вернулся спросить ее об этом, она уже была мертва.
— Постой. При чем тут грабители?
— Я столкнулся с ними в своей комнате, они перевернули там все вверх дном и оглушили меня. Вчера вечером я выиграл в карты кучу денег и один странный медальон, но…
— Будь добр, давай помедленнее. — Он похлопал себя по карманам в поисках клочка бумаги. — Что за медальон?
Я вытащил диск.
— Тебе не стоит писать об этом, дружище.
— Скажешь тоже, не писать! Ты бы еще предложил мне не дышать!
— Это лишь усложнит мое положение. Ты должен спасти меня тайно.
Он вздохнул.
— Но я мог бы разоблачить преступников.
Я положил медальон на мраморный столик и, заслонив его собственным телом от других клиентов, подвинул к моему визави.
— Послушай, я выиграл эту вещицу у одного солдата, заявившего, что ее сделали в Древнем Египте. Силано сразу заинтересовался. Он отчаянно торговался и даже хотел перекупить медальон у меня, но я не согласился. Непонятно только, как из-за такой ерунды можно пойти на убийство.
Тальма, прищурившись, осмотрел диск с обеих сторон и поиграл с подвесками.
— А что означают эти знаки?
Я впервые пригляделся к ним повнимательнее. О желобке посередине диска, словно отмечающем его диаметр, я уже упоминал. Верхняя половина окружности была пробуравлена отверстиями, казалось бы, в случайном порядке. В нижней половине имелись три ряда зигзагообразных линий, похожих на детский рисунок горной цепи. А под ними какие-то черточки образовывали маленький треугольник.
— Понятия не имею. Но это явно топорная работа.
Тальма развел подвески в стороны, получив перевернутую букву «V».
— А что ты скажешь на это?
Тут пояснений не требовалось. Теперь они образовывали масонский символический знак циркуля. По тайной символике ордена такой циркуль часто изображался в паре с плотницким угольником. А сами подвески, разведенные до предела, описывали окружность, в три раза большую, чем размер этого диска. Может, это какой-то математический инструмент?
— Я ничего в этом не понимаю, — признался я.
— А вот Силано, сведущий в еретических египетских обрядах, сразу им заинтересовался. Значит, эта вещица имеет какое-то отношение к тайным знаниям нашего ордена.
Как уже говорилось, зарождение масонских атрибутов произошло в глубокой древности. К ним относились обычные приспособления типа деревянного молотка, мастерка каменщика или верстака, но имелись и более экзотичные, к примеру, человеческий череп, колонны, пирамиды, мечи и звезды. Все они были символичны и определяли некий порядок бытия, который, на мой взгляд, никак не отражал повседневную жизнь. На каждой ступени иерархической лестницы масону открывалось значение новых таинственных символов. Неужели и этот медальон являлся прообразом нашего братства? Мы не решились обсуждать это в кафе, поскольку члены ложи приносят клятву о соблюдении секретности, что, естественно, придает нашей символике особую притягательность для непосвященных. Нас обвиняли во всех видах магии и тайных заговоров, хотя в основном мы лишь разгуливали в белых фартуках. Как заявил один остряк: «Даже если их секрет состоит в том, что у них нет никаких секретов, то все равно они достигли многого, умудрившись сохранить это в тайне».
— Да, вероятно, его сделали очень давно, — заметил я, вновь надев свой выигрыш на шею. — Проигравший его капитан утверждал, что эта вещица появилась в Италии благодаря Клеопатре и Цезарю, а потом попала в руки Калиостро, но этот вояка, видно, не слишком-то ценил ее, раз решился проиграть.
— Калиостро? И он говорил, что его привезли из Египта? Тогда понятно, почему Силано так заинтересовался!
— Вчера мне показалось, что его интерес был напускным. Я подумал даже, что он просто пытается набить цену. Но сейчас…
Тальма задумчиво помолчал.
— Возможно, все это лишь случайные совпадения. Карточная игра и два преступления.
— Если бы знать…
Он постучал пальцами по столу.
— Однако они могут быть и взаимосвязаны. Твой фонарщик привел полицейских, рассчитывая, что, обнаружив ограбление, ты потеряешь осторожность и тебя можно будет легко обвинить в ужасном убийстве. Попробуем представить себе их логику. Они надеялись просто украсть медальон. Но его не оказалось в твоей комнате. У Минетты они тоже его не нашли. Видимо, они слышали, что ты парень не робкого десятка. Но если повесить на воинственного иностранца обвинение в убийстве и произвести обыск…