Неужели Минетту убили лишь для того, чтобы подставить меня? Я совершенно запутался.
— Но почему кто-то так отчаянно хочет заполучить его?
Его глаза загорелись волнением.
— Потому что мы стоим на пороге великих событий. Потому что масонские тайные знания, которые ты непочтительно высмеиваешь, смогут наконец воздействовать на мировой порядок.
— Каких событий?
— У меня есть свои осведомители, дружище.
Он любил напустить на себя таинственность, изображая всем видом, что ему известны величайшие секреты, которые по тем или иным причинам никогда не появятся в печати.
— Так ты согласен, что меня подставили?
— Естественно. — Тальма серьезно взглянул на меня. — Ты обратился по адресу. Как журналист я ищу во всем правду и справедливость. Как друг считаю тебя невиновным. А как летописец великих событий обладаю важными связями.
— Но как мне доказать собственную невиновность?
— Тебе нужны свидетели. Согласится ли твоя домохозяйка дать тебе положительную рекомендацию?
— Сомневаюсь. Я задолжал ей с квартплатой.
— А твой фонарщик, сможем ли мы найти его?
— Найти?! Я предпочел бы держаться от него подальше!
— Логично. — Он задумчиво потягивал лимонад. — Тебе нужно укрытие и время для обдумывания всей ситуации. Наши масоны помогут тебе.
— Ты хочешь спрятать меня в одной из лож?
— Я хочу, чтобы ты оставался в безопасности до того, как я уточню, не сможет ли этот медальон подарить нам обоим исключительные возможности.
— Какие именно?
Он загадочно улыбнулся.
— Ходят слухи, всем слухам слухи… Твой медальон, быть может, появился гораздо более своевременно, чем ты думаешь. Мне необходимо переговорить с нужными людьми, учеными людьми.
— С учеными?
— С людьми, тесно связанными с возвышением молодого генерала Наполеона Бонапарта.
Глава 3
Химик Клод Луи Бертолле на пороге своего пятидесятилетия считался самым выдающимся учеником гильотинированного по приказу революционного трибунала Лавуазье. В отличие от своего учителя он снискал расположение революции, найдя природный минерал — калиевую селитру, крайне необходимую для изготовления черного пороха. Получив в итоге руководство новым Государственным институтом, наследником Королевской академии, он вместе со своим другом-математиком Гаспаром Монжем способствовал разграблению Италии. Именно эти ученые мужи посоветовали Бонапарту, какие шедевры типа «Джоконды» достойны быть собственностью Франции. Благодаря этому оба стали доверенными лицами, с которыми генерал регулярно делился тайными стратегическими планами. Их политическая целесообразность напомнила мне об одном астрономе, который, занимаясь исследованиями новой метрической системы, вынужден был сменить на триколор белые исследовательские флаги, наводящие на мысль о символике короля Луи. Ни одна из профессий не избежала влияния революции.
— Значит, месье Гейдж, вы не убийца? — спросил знаменитый химик с совершенно откровенной ухмылкой.
Высоколобый, с крупным носом, сурово поджатыми губами и печальными, полуприкрытыми тяжелыми веками глазами, внешне схожий со скучающим аристократом — владельцем сельского поместья, этот ученый относился к укреплению союза науки с правительством столь же подозрительно, как любящий отец — к поклонникам своей дочери.
— Да, могу поклясться в этом самим Богом, как и Великим магистром масонов или всеми химическими законами.
Его брови чуть приподнялись.
— Понятно, вы не уверены, чему или кому именно я предпочитаю поклоняться.
— Я лишь пытаюсь показать вам, доктор Бертолле, свою искренность. По моим подозрениям, убийцей мог быть один армейский капитан или граф Силано, который сразу заинтересовался выигранным мной медальоном.
— Смертельный интерес…
— Я понимаю, это звучит странно.
— И та девица написала букву вашей фамилии, а не их.
— Да, только если именно она написала ее.
— Полиция сообщила, что ширина этого последнего каллиграфического опыта совпадает с шириной ее пальца.
— Но я провел с ней прекрасную ночь и, уходя, оставил деньги. У меня не было никаких мотивов убивать ее, так же как у нее — обвинять меня. Ведь я-то знал, где находится медальон.
— Хм, да. — Он вытащил очки. — Позвольте-ка взглянуть на него.
Мы разглядывали мой выигрыш, а Тальма наблюдал за нами, комкая носовой платок, словно опасался, что у него появятся причины для неуместного чиханья. Подобно Силано и нам с Тальма, Бертолле долго вертел вещицу в руках и наконец откинулся на спинку кресла.
— За исключением жалкого куска золота, я не вижу ничего такого, из-за чего мог начаться весь этот ажиотаж.
— Как и я.
— На вашем медальоне нет никакого таинственного кода, никакой карты или символического изображения бога, да и на вид — ничего особенного. Мне с трудом верится, что Клеопатра могла носить его на шее.
— Капитан просто упомянул, что он принадлежал ей. Как царице…
— В ее сокровищнице, если верить всем байкам, такое же бесконечное множество украшений, как обломков креста или сосудов с кровью, принадлежавших Иисусу. — Ученый неодобрительно покачал головой. — Естественно, легче всего объявить раритетом грубую поделку, чтобы продать ее как можно дороже.
Мы сидели в полуподвальном помещении цокольного этажа особняка Ле Кока, используемом ветвью Восточной ложи масонов в связи с тем, что его пространственное расположение проходило по оси восток-запад. На стоявшем между двух колонн столе лежала закрытая книга. Скамьи терялись во мраке под арочными сводами. В тусклом свете восковых свечей поблескивали не поддающиеся расшифровке египетские иероглифы и библейские сцены возведения храма Соломонова. На одной из полок покоился череп, напоминая нам о краткости бытия, но ничего не добавляя к нашему обсуждению.
— И ты готов поручиться, что он невиновен? — спросил химик моего масонского друга.
— Этот американец, как и вы, доктор, связан с научным миром, — сказал Тальма. — Он учился у великого Франклина и сам занимается исследованием электричества.
— Да-да, электричество. Удары молний, взлетающие светящиеся змейки и искры для развлечения салонной публики. Скажите-ка мне, Гейдж, что есть электричество?
— В общем… — Мне не хотелось хвастаться собственными познаниями перед знаменитым ученым. — Доктор Франклин полагал, что это есть проявление основополагающей силы, оживляющей вселенную. Но каково оно на самом деле, никому не ведомо. Мы можем воспроизвести его поворотом рукоятки или запасти его в особой банке, поэтому нам известно, что оно существует. Но кто знает, какова его природа…
— Совершенно верно. — Химик задумался, продолжая вертеть медальон в руках. — И однако можно предположить, что в древности люди понимали больше нашего. Что, если они управляли силами, недоступными современному человеку?
— То есть узнали, какова природа электричества?
— Ну, они же знали, например, как возводить удивительные, грандиозные памятники, разве вы не согласны?
— Как интересно, что Итан обрел этот медальон и пришел к нам именно в такое удачное время, — добавил Тальма.
— Наука, однако, не верит в совпадения, — ответил ему Бертолле.
— Что за удачное время? — удивился я.
— Как бы то ни было, нужно признать наличие определенного стечения обстоятельств, — заявил химик.
— О каких обстоятельствах речь?
У меня появилась надежда.
— О спасении от гильотины посредством вступления в армию, — объяснил Бертолле.
— Что?!
— И одновременно вы сможете приобщиться к науке.
— И к масонству, — подхватил Тальма.
— Вы с ума сошли? Какая армия?
— Французская армия, — пояснил химик. — Послушайте-ка меня, Гейдж, можете ли вы, как масон и ученый человек, дать клятву хранить один секрет?