— А что может ему помешать? — пожал плечами сэр Роджер. — Он прекрасно понимает, что мы не станем бить из пушек по бухте, в которой находится столько кораблей. Да и остальные пассажиры этих злополучных двух кораблей — тоже его заложники, они погибнут, вздумай мы сейчас атаковать пиратов.
— Вице-губернатора ко мне! И командира гарнизона! — охрипшим голосом приказал губернатор. — А также владельца городского банка и начальника таможни, если только его не раздолбало вместе с ней.
Для чего ему именно сейчас понадобился начальник таможни, Лоулесс и сам толком не понимал. С остальными предстояло сейчас решить лишь один вопрос: где немедленно отыскать два миллиона золотом? Хорошо, если такая сумма найдется в банке. Вряд ли найдется… В порту, на одном из кораблей, есть небольшой груз серебра — придется кого-то посылать на переговоры к проклятому флибустьеру: просить отдать часть суммы не золотом, а серебром. Больше ничего не остается!
— Для меня будут какие-нибудь приказы? — с прежней невозмутимостью осведомился адмирал.
— Приказов не будет, сэр. Но вопрос есть: что вы намерены делать, когда мы вызволим заложников и пираты, дай бог, уйдут из бухты? В этом случае вы можете действовать и без моего приказа, поскольку представляете здесь флот его величества.
— Могу и буду, — кивнул сэр Роджер. — Но, надеюсь, вы простите мне некоторую осторожность: я бы не хотел разглашать свои планы.
И, совсем понизив голос, наклонившись к уху губернатора, адмирал добавил:
— Кто-то ведь сообщил мистеру Черному уроду, на каких именно кораблях находятся люди, которых стоит взять в плен. И, судя по всему, сообщил, сколько примерно золота есть в городском банке и в вашем личном распоряжении. И это мне очень не нравится. Очень!
Спустя несколько часов дополнительные переговоры с пиратами были закончены, требуемый выкуп в золоте и серебре отвезен на «Отмщение королевы Анны», а с захваченных кораблей благополучно вызволены дорогостоящие пленники. Покуда брат губернатора Ямайки расточал сэру Фердинанду Лоуллесу слова благодарности, тот пытался про себя прикинуть, стоит ли сразу заговорить с облагодетельствованными богачами о возможности хотя бы частично вернуть в казну потраченные на их выкуп деньги. Возможно, и не стоит, возможно, лучше перенести этот разговор на вечерний ужин, который, само собою, следовало дать в честь успешного спасения пленных.
План адмирала
— Я бы с радостью остался с тобой, девочка, мы в последнее врем так редко видимся… Но уверен: адмирал прикажет мне тоже выйти в море.
— Думаешь, вы их догоните?
— Я ничего не думаю, дорогая, я только выполняю приказы. Сэр Роджер наверняка все рассчитает верно. Он — гений морского дела.
— Это лесть?
— Ничуть. Я — офицер и просто уважаю достоинства другого офицера, хоть он и много выше меня по званию.
Произнеся эти слова, лейтенант морского флота его величества Роберт Мейнард закончил натирать кусочком замши свою шпагу и, подняв ее так, чтобы на узкое лезвие упало солнце, удовлетворенно усмехнулся:
— Блестит, как новенькая! Можешь посмотреться в нее, дорогая, — сегодня ты особенно хороша.
— Спасибо, Роберт, но у меня есть зеркало. А шпагу лучше убрать в ножны. Не то ты ее чистил-чистил, а ну как запачкаешь?
Глаза молодого человека блеснули:
— Знаешь, с радостью бы запачкал, с радостью, моя девочка! И вместо ножен воткнул бы в тушу гнусного разбойника, из-за которого сегодня в городе такой переполох, а нам, и офицерам, и матросам с солдатами, наверняка задержат выплату жалованья: все деньги отданы этим подлецам! Очень хочется, чтобы мы с адмиралом настигли флибустьеров.
Роберту Мейнарду этой весной, весной тысяча семьсот пятнадцатого года, сравнялось двадцать пять лет, из которых он уже пять отдал морской службе. О таких обычно говорят «блестящий офицер». Таким он и был: смелый, но не до безрассудства, решительный, неглупый. Многие считали его талантливым в мореходстве. К тому же он был, безусловно, красив. Настоящий британец, рослый, в меру худощавый, с бледным тонким лицом, живыми серыми глазами и густой светлой шевелюрой, на солнце отливающей золотом. Многие красавицы в Чарлстоне вздыхали об этом счастливчике, хотя и знали, что он им не достанется: какой же молодой офицер, мечтающий об успешной карьере, откажется от такой невесты, как дочь адмирала Дредда? Тем более что Роберт, кажется, был искренне привязан к этой девушке.
Двадцатилетняя Вероника Дредд была единственной дочерью знаменитого морехода и все последние годы — единственным по-настоящему дорогим для него человеком. Он дал ей необычное греческое имя в память о своей матери, родом гречанке, но любил больше всего за то, что лицом она очень походила на его покойную жену. Камилла Дредд родила мужу близнецов — мальчика и девочку, и он был совершенно счастлив. Он мечтал, что сын тоже страстно полюбит море, станет служить на военном флоте и проявит такой же талант, какой был у него, а дочь вырастет копией матери. Но спустя несколько дней после родов Камилла неожиданно умерла: потеряв очень много крови, она бодрилась, старалась показать, что ей делается все лучше, на самом же деле медленно угасала. Дредд был так потрясен, что сперва отказывался верить в случившееся — некоторым из подчиненных даже показалось, будто молодой адмирал повредился умом. Он справился с этой болью и тут же получил еще один удар: спустя полгода умер его сын — врач определил, что ребенок, слабенький от рождения, простудился и подхватил воспаление легких.