Она вздрогнула от прикосновения. Виразон резко спешился, протянул ей руки. Она скользнула в его объятия и замерла, впитывая эти неожиданные, но необходимые мгновения. Черная прядка упала на ее высокий белый лоб. Губы приоткрылись, словно она хотела что-то сказать, но не смогла.
101
Виразон прижал ее к своей груди. Всего лишь на долю секунды он снова заставил себя забыть обо всем. Забыть о предательстве, забыть о Бательере и всем, что тот принес в его жизнь. Забыть – и отдаться – на мгновение – власти этой женщины над ним.
– Я люблю тебя, Доменик! Так глупо…– шептала она словно в бреду, прижимаясь к нему.
Послать все к чертям, схватить ее в объятия, усадить с собой на коня – и убежать. Отсюда. Из этой страны. Куда угодно, только подальше от дикой действительности, сплетенной в уродливый ковер.
Виразон прерывисто вздохнул. Он почти чувствовал, как бьется его сердце, как разрывается от такого незнакомого и ненужного чувства – от боли. Что она делала с ним? Как она смела….
– Зачем, Памира?..
Он посадил ее в седло. Графиня не сопротивлялась. Она послушно скользнула в седло, только задержала его руку, сжав тонкие пальцы пирата в последней мольбе.
– Ты сама сделала свой выбор, … графиня, – жестковато сказал он, словно и не держал он мгновение назад ее в своих объятиях.
Он смотрел на нее снизу вверх, не спеша отнять руки. Может быть, ждал. Что он ждет от нее в такой момент? Что она бросится ему в ноги? Никогда!
– Поклон от меня мужу, - слегка улыбнулся Виразон, высвободив пальцы почти резким движением и немного отстранившись.
Она вздрогнула, словно получила удар по щеке. Да лучше бы он ударил!
– Зачем ты так?
Он легко вскочил на коня, резко выпрямился. Каждое его движение стало отточенным и выверенным. От того живого, настоящего, способного чувствовать мужчины, каким он был пару минут назад, не осталось ровным счетом ничего. Он с наслаждением спрятался за маской Виразона, боясь признать то, что где-то в глубине его темной души еще жив Доменик де Тореаль. И он уже истосковался по теплу и нежности. И что он хочет любить. Но робкий голос когда-то погребенного заживо графа так и остался неуслышанным.
Виразон огладил коня, смотря на собеседницу. Его чуткое ухо различило знакомый стук колес – скоро на дороге появятся ненужные свидетели. Ему бы не хотелось, чтобы Мишель знал про эту странную встречу. Тем более, после последнего разговора.
– Уходи, Памира, и забудь меня.
«Позволь мне забыть тебя», - шептало его сердце.
Бесконечно долгое мгновение она смотрела ему в глаза, не сдерживая слез. Души их в этот момент вели совершенно другой разговор. Гордый пират просил о снисхождении. Сам не осознавая, он просил не мучить его своим присутствием. Никогда, никогда он не поймет этой женщины. Сколько он знает ее, а так и не разгадал, в чем же ее тайна, откуда эта власть над ним и над другими мужчинами. Провожая ее взглядом, он думал только об одном: что он ненавидел ее мужа не только потому, что Бательер усадил его в Бастилию и заставил пройти через ужасы этого места, но еще и потому, что королевский пес имел счастье – черт подери, да, счастье! – быть ее мужем.
Карета остановилась возле него. Озабоченная физиономия Мишеля показалась в окне, за ней – немного покрасневшее лицо Дианы.
– Кто это был, брат?
– Человек из прошлого. Не извольте беспокоиться, герцог…
Доменик запахнулся в плащ и опустил голову, глубоко задумавшись. Диана сверлила его подозрительным взглядом. Бедная девочка, если бы она знала, насколько она ему безразлична….
102
Леди Кеппел
1673 год, Шато
Управляющий выглядел потерянным. Он робко вошел в кабинет графа, словно ожидая, что тот накинется на него с кулаками. Ле Пюи не сразу узнал Доменика и далеко не сразу поверил, что тот жив. И…
Тот граф де Тореаль, который приехал в Шато-Лермон весной 1673 года был прямой противоположностью трепетному и нежному юноше, которым он запомнил сына герцога.