106
Маргарет приблизилась и взяла его за руку. Тореаль не сопротивлялся. Он смотрел на нее сверху вниз, машинально отмечая, как изумительно переливается жемчуг в ее волосах, вдыхая аромат, окутавший ее с головы до ног, и почти расслабляясь. Он в глубине себя понимал, что каждое ее слово – правда. Он чувствовал ее боль, отчаяние. Но принять все это… Ему нужно время. Какие-то доказательства. Расспросить Бернара. Заставить его говорить! А потом убедить молчать обо всем, если слова Леди подтвердятся…
Маргарет держала его пальцы в своих. На ее глазах снова выступили слезы. Сил на слова не было. Она просто смотрела в его лицо, не веря. Не веря в то, что этот безумно долгий путь закончился. Что она стоит сейчас рядом с тем, кого у нее отняли много лет назад. У нее не было больше детей. И последние десять лет она жила только мыслью о том, чтобы найти Доменика.
− Я думаю, твои связи позволят тебе без труда найти мой особняк в Лондоне. Я буду ждать.
− Я не приду.
Маргарет отстранилась. Улыбнулась. Почти высокомерно.
− И все же я буду ждать, сударь. Позвольте оставить вас… Я рада была вас видеть.
Она изобразила реверанс, выпрямилась и неторопливо удалилась.
Проводив ее взглядом, Доменик рухнул в кресло у стола и замер, закрыв лицо руками.
Когда он пришел в себя, первое, что он увидел, был бумажный пакет на столе. Толстый конверт, пожелтевший. От него тонким ядом струился тот самый цветочный аромат. Он словно доказывал, что все это не сон, и Маргарет действительно была здесь.
Доменик вздохнул. Мучительно захотелось выпить. Отогнав странное желание, он взял конверт в руки. Достал оттуда тонкие листы бумаги.
Письма. Только два подчерка. Незнакомый, женский. И слишком знакомые строчки, выведенные рукой Антуана де Лермона. Герцог писал по-английски.
Дорогая моя Маргарет!
Душа моя! Прости мне, мой свет, что так долго не приезжал к тебе. Обещаю, что найду несколько дней для того, чтобы увидеть тебя, мой ангел.
Сердце разрывается на части, стоит мне подумать о том, как ты страдаешь. Я надеюсь на скорую встречу.
Твой Антуан.
5 апреля 1643 года.
Тореаль улыбнулся. Какие чувства! Трепет перед встречей, волнение, нетерпение? Переживал ли он сам когда-то подобное? Что-то подсказывало, что да, переживал. Просто не позволял себе наслаждаться мгновением, каждый раз замыкаясь в себе и отталкивая ту, которую мог бы любить. С той же силой. Только зачем? И толку сожалеть?
Маргарет!
Я получил письмо от твоего брата. Выезжаю к тебе вслед за письмом. Лорд пишет о том, что нашел тебе подходящую партию.
Нам стоит обрадоваться?
Целую твои пальчики.
Лермон.
6 октября 1645 года. Шато-Лермон
Доменик неторопливо пробегал глазами строчки писем. Леди оставила неопровержимые доказательства того, что у них с Лермоном была связь. Более того, герцог явно был влюблен в юную подопечную. Несмотря на разницу в возрасте. Да что там двадцать лет для любви?
Бог мой, этим бумагам было столько же лет, сколько и ему самому! Как странно было читать то, что читать не следовало. Как странно было открывать для себя отца с той стороны, о существовании которой он и не подозревал!
И сколько сарказма в этом «Нам стоит обрадоваться?»! Насколько Доменик знал отца, этой фразой тот хотел выразить все, кроме того, что она обычно означала.
Как глупо.
Он нашел письмо Маргарет, где она спрашивала про него самого. И ответную короткую записку, что растет, уже начинает ходить.
Черт побери, неужели все это – правда?
Ле Пюи застал графа сидящим за столом. Тореаль откинулся на спинку кресла, закрыв глаза. Перед ним лежало множество писем, пожелтевших от времени.
− Монсеньер, эта женщина…
− Сядьте, Бернар, − приказал Доменик. – И расскажите, что знаете о ней.
− Это Леди Маргарет Кеппел, она приехала к вам из Лондона…
− Меня интересует ее первый приезд сюда.