- Зачем ты так? – Анна отстранилась, вынырнув из его объятий, как из счастливого сна.
Пират выпустил ее, рассматривая с неожиданным теплом. Он был похож на человека, который принял решение после длительных раздумий. В его взгляде сквозило облегчение, хотя в уголках губ залегла печальная складка.
- Говорю то, что вижу.
- С чего было вообще говорить?
- Чтобы ты не обманывала себя, не искала надежды там, где ее искать не следует… И перестала бы считывать мои эмоции – знаешь же, бесполезно.
- Ты не безразличен ко мне!
- Я хорошо к тебе отношусь. Но не люблю.
- Ты умеешь любить вообще, Доменик? – она не выдержала. Вопрос-крик. Блеснувшие слезы в глазах. Памира отскочила назад, словно близость пирата обжигала ее. Или потому, что вопрос был излишне дерзок.
Он задумался. Сегодня не реагировал ни на дерзость, ни на… Как будто предчувствовал что-то, готовился к чему-то.
- Да.
- Тогда ты должен видеть…
- То, что ты меня не любишь. Мы расстанемся. Завтра.
- Я еду к нашему сыну, Виразон. Неужели…
Он нахмурился, но промолчал.
- Я буду тебя ждать.
Памира села обратно на диван, понимая, что именно она вложила в последнюю фразу. Будет его ждать. Когда он избавится от теней прошлого, когда поймет, что одиночество и свобода – это счастье, но есть и большее счастье. Когда он будет готов.
Готов к чему?
- Я не отказываюсь от своего обещания, Памира, - еле слышно проговорил пират. – Как только я приеду в Париж, ты станешь женой маркиза де Мален. Но не думай, что я стану твоим мужем.
«Черная пантера» покачнулась на волнах. Виразон опустился в кресло, не сводя с кандийки глаз. Она не видела сейчас его боли, полностью замкнувшись на своих эмоциях. Он хотел поверить – да. Но не теперь.
24
1672 год. Италия. Тоскана.
Говорят, что итальянские вечера столь же прекрасны и милы, как улыбки королевы Марго Наваррской. И этот не стал исключением. Август принес в Тоскану легкие дожди, свежесть и благоухающий цвет растений. Олива и виноградники, чудесные цветы, изумительное сияние лазурных вод и неба, казалось, что окружающие Флоренцию земли особенно любовно прорисованы Богом.
Среди изумрудной зелени и сапфировых вод затеряна изящная, недавно отремонтированная и перестроенная вилла семьи Сант-Арренцо. Этот древний европейский род всегда ценил комфорт и красоту, добиваясь наилучших их сочетаний. Испанский гнет не позволял коренным жителям итальянских разрозненных земель посвятить себя излюбленным занятиям дворянства, отбрасывая целые семьи в самые труднодоступные места маленьких государств. Сант-Арренцо выбрали себе наилучшее из подобных. Вилла располагалась меньше, чем в дне езды от побережья, в полутора днях неторопливой каретной прогулки от столицы этого маленького мира – Флоренции. И она была прекрасна.
Сам хозяин Эрколе Сант-Арренцо в августе 1672 года практически все время был дома. Обычно он путешествовал, и нам обязательно удастся узнать, где он бывал, чем занимался и с кем встречался. Но этот месяц, словно чувствуя что-то, Эрколе оставался на месте, наслаждаясь изящным уединением. Вообще слово «изящество» наилучшим образом описывало владельца белой виллы и все, что окружало его самого и его род. Эрколе был еще молод. Небольшого роста, он двигался неторопливо и грациозно, будто бы танцуя. Прямые каштановые волосы темной бронзой обрамляли смуглое загорелое и словно обветренное лицо с сиявшими на нем лукавым огнем карими глазами. Его можно было бы назвать красивым, но в нем было намного больше грации, чем красоты, и изящества, чем привлекательности. Эрколе был очарователен. Но тяжелые трагичные складки залегли в уголках его губ, одна-единственная морщинка пролегла на лбу, словно перечеркивая его, ставя печать страдания. Этот тосканский дворянин знал, что такое боль. Видимо, не понаслышке.
- Ваша светлость, - дворецкий появился на пороге его кабинета как всегда неожиданно, - у вас просит аудиенции господин герцог де Лермон.