Знакомый и ненавистный голос на ломанном испанском пытался… оправдаться? Что там происходит? Кандийка с трудом приподнялась на локтях и посмотрела в сторону двери. Непонятное предчувствие толкало ее вперед, но измученное тело отказывалось повиноваться.
Неожиданно дверь распахнулась от сильного удара. В проеме стояла слишком массивная для этого корабля фигура в белой рубашке. Где-то рядом с ней теснился турок.
- Что ты сделал с ней?
Неожиданно, но фигура заговорила по-турецки, вновь вызывая в памяти мучительные воспоминания – на этот раз о годах, проведенных в гареме. И вопрос звучал как «что ты успел с ней сделать»? Этот голос… Памира хотела вскочить, но приступ боли заставил ее застонать и откинуться на подушки. Хотя бы постель была удобна, уже спасибо.
- Я хотел взять ее в жены…
- Ложь!
Резкий свист сабель, глухой вскрик и омерзительное бульканье. Запахло кровью. Фигура торопливо, но тщательно вытерла клинки и подошла к постели, не обращая внимания на тело на входе.
- Виразон, - выдохнула она, облегченно улыбаясь.
Пират присел рядом с ней на кровать, видимо, обычно насмешливым взглядом оглядывая ее. Жалкое же зрелище она сейчас из себя представляет…
- Безумица, - неожиданно нежно проговорил пират, стягивая перчатку с руки, и обнаженными пальцами проведя по ее лицу.
- Капитан, - кто-то окликнул пирата по-испански. Без акцента. Значит, свои. – Пора уходить.
Памира хотела приподняться, чтобы прильнуть к широкой груди пирата, но не смогла даже пошевелиться. Виразон подхватил ее на руки, и сознание вновь оставило кандийку, на какое-то время избавляя ее от мук памяти и боли.
- Какого черта, Памира? – интересно, это часть кошмара, или таким изощренным способом ее приводили в себя?
Она с трудом поднялась на постели. Шелковая простыня скользнула, обнажив тонкий стан, прикрытый невесомым батистом. Кто и когда ее переодел?
Хотя сейчас ее волновал тот, кто задал вопрос. Она не могла перепутать его с кем-то. Боже, они виделись больше года, или?..
Она открыла глаза и посмотрела на мужчину, замершего посреди каюты, скрестив длиннопалые руки на груди. Длинные стройные ноги, уверенно стоявшие на полу, немного расставленные – морская привычка. Тонкая талия. Широкие плечи. Белая рубашка, распахнутая на груди так просто и естественно. Иссиня черные волосы, собранные в хвост, и все равно небрежными змеями стекающие на одно плечо. И глаза. Она никогда не забудет этих невозможных глаз! Синие. Да. Сейчас – равномерно синие, как сапфир, несколько холодновато блестевшие, но неспокойные, вопреки привычке.
Виразон.
Память услужливо подсказала, что пират спас ее. Не в первый раз. Как же она рада его видеть! Пират резким движением откинул выбившуюся челку со лба и сделал шаг к кровати, немного поджав четко очерченные губы, сдерживая негодование.
- Подойдите ко мне, господин, я умоляю, - прошептала она, словно забыв, что давно уже свободная женщина. Она наслаждалась непонятной нежностью этой минуты, почти не обращая внимания на боль, все еще тупо пульсирующую где-то внутри.
Виразон замер. И почему-то повиновался. Он мягко приблизился и сел на край кровати рядом с ней. Молодая женщина тянула к нему белые руки. Тонкие, почти прозрачные руки. Темная тень около молочно-белого локтя заставила пирата нахмуриться. Он наклонился к Памире, натянув на нее простыню.
- Откуда у тебя этот невозможный талант - попадать в истории, кандийка? – наверное, он уже не ожидал ответа на свой вопрос.
Могла ли она знать, что он на всех парусах бросился за ней, только узнав, что ее больше нет на Крите? Могла ли она знать, что сталось с похитившим ее неудачником? О, ему жестоко, очень жестоко отомстили за каждую царапину, за каждый поцелуй, насильно сорванный со страдающих губ. За каждое мгновение лживого счастья – и ее боли. Хотя нет… она помнила.
- Прости меня, - прошептала она. Непрошенные, ненужные слезы. Непростительная слабость. Но она прижалась лицом к ладони пирата. – Спасибо тебе.
Виразон улыбнулся, положив свободную руку ей на голову. Девочка.
- Пожалуй, это мой крест – вечно тебя спасать, - тихо проговорил он, с задумчивым видом рассматривая хрупкую и маленькую Памиру, будто бы ставшую еще меньше рядом с ним. Он не понимал тех чувств, что теснились в груди. Но чувствовал неимоверное облегчение, что успел, что сумел забрать ее, вернуть… Охрану нужно усилить. Еще одной такой погони он… Что? Не переживет? Пират задумался. Что значила для него эта девочка, что он бросился за ней очертя голову? Девочка!