На следующий день он поехал к Филиппу де Картаферу, своему закадычному другу, с которым они в свое время покоряли королевский двор. Филипп знал все, и он мог помочь герцогу, практически забывшему, что такое придворный мир.
Мишель мрачно следил за серыми улицами, мелькающими за окном кареты. Увиденное ночью его разочаровало. Он не думал, что Виразон сдастся, хотя в глубине души понимал, что и сам бы не выдержал, окажись он на месте брата. Да и кто бы смог пережить такое чудовищное падение? Кем был Доменик? Человеком, которого боялись все Средиземное море и половина Европы. И что же? Оказался запертым в четырех стенах. Его унижали, истязали, издевались над ним со всей жестокостью, на которую только способен человек. К счастью, был приказ Бательера не калечить, иначе Доменика уже вряд ли что-то смогло бы спасти.
Картафер встретил его в своем кабинете. В том самом особняке, где проходил злополучный бал, где Сабина увлекла молодого еще герцога в сад для разговора. Сколько лет назад это было? Больше пятнадцати. А семь лет назад Лермон чуть не породнился с Картафером. Диана. Ах, Диана. Милая и нежная, она согласилась уехать на Карибы. Но при этом отпустила дочь с Брианом во Францию. Мишель взялся их проводить.
- Герцог де Лермон собственной персоной, - не удержался от ехидства граф, поднявшись с места при виде гостя.
Лермон чуть улыбнулся: он отвык от этикета. Было мучительно неудобно и непривычно слышать обращение «герцог» и думать, что ему стоит сказать в ответ. Про прямоту можно забыть, пожалуй.
- Граф, вы, как всегда, милы.
Филипп рассмеялся и с радостью заключил друга в объятия. Лермон отстранился. Улыбнулся. Опустился в кресло. Он выглядел странно. Выглядел иначе. Смуглый с обветренным лицом и лихорадочно горевшими глазами. Подтянутый, собранный, с печатью опыта и перенесенной боли на лице. Все так же гордо поднятая голова и идеально прямая спина. Все такие же изящные жесты. Но в нем появилось что-то, что Картафер не мог уложить в привычную картинку мира и в знакомый образ самого герцога. Виразон бы сказал, что в Мишеле появилось Море. И эта седая прядь, венчавшая его, будто короной…
- Расскажешь?
Герцог, рассматривающий библиотеку графа, повернул голову, несколько удивленный вопросом. Рассказать? О чем? Мог ли он доверять Картаферу? Вряд ли: Мишель знал, что Филипп уже давно близко дружит с Бательером, и лишняя откровенность тут может только навредить. Но что-то противилось внутри этому жесткому рационализму: когда-то они были друзьями. Анри-Мишель был человеком слова и человеком дружбы. Он легко находил и терял женщин, покупал, добивался свободных, независимых, соблазнял – это было так естественно. Но очень тяжело отпускал друзей. И тяжело открывался им. Когда-то Картафер был близким ему по духу человеком. И сейчас, сидя в его кабинете, спустя столько лет, герцог не знал, что сказать. И не знал, что делать. Он боролся с мучительным желанием рассказать графу все. Диана, Памира, Виразон, Доменик… Диана.
- Я привез тебе письмо.
52
Филипп вздрогнул. Лермон молча протянул наскоро написанную Дианой записку, где сообщалось, что с ней все в порядке, а Милагрос она на время препоручает ему. Граф сосредоточенно принял бумагу, не взглянув герцогу в глаза.
- Объясни.
Картафер положил письмо на стол и прижал его ладонью, выдав волнение.
- С Дианой все в порядке, - снова неопределенно улыбнулся Лермон, сложив руки на груди и скрестив длинные ноги: он чувствовал себя неуютно, хотелось отгородиться. - Сейчас она направляется на Карибы. Помнится, граф, вы когда-то благословили наш союз.
- И спустя столько лет ты про это вспомнил?
- Полегче, Картафер. Я спас ее, - парировал Мишель.
- Даже так… - граф прищурился. Было странно смотреть в эти зеленые щелочки, с некоторой враждебностью сверкающие из-под челки накрученного парика. В Картафере появилось что-то незнакомое, жестковатое, может, возраст о себе давал знать. Филипп был старше братьев, хотя и ненамного. Но разница становилась ощутимой, когда граф сохранял серьезный вид.