Провались к дьяволу король и его этикет! Насколько же тяжело было говорить этими пустыми, ничего не значащими фразами. Памира привыкла наполнять каждое слово смыслом, и светские разговоры ее раздражали.
- Расскажите мне о себе, мадемуазель.
Людовик стоял совсем рядом. Она могла бы прикоснуться к нему. Не подняла головы, но все равно почувствовала, какими глазами он на нее смотрел. В Кандии она привыкла к таким взглядам, внимание и восхищение мужчин не доставляло ей удовольствия. Но тут – король… Он говорил уже тише. Голос зазвучал совершенно по-другому. И Памира не знала, как реагировать. Не то чтобы он ей совсем не нравился, но…
55
- Я родилась в раю, мой король. И жила в раю, пока рай не превратился в ад. Я потеряла отца и мать и оказалась … в плену. Чудо освободило меня. Потом меня нашел господин де Лорьен, и привез сюда. История проста.
Людовик слегка нахмурился. Она говорила не так, как он привык. Не чувствовалось страха. Благолепия. Она и не пыталась льстить. Отвечала на вопросы, но будто бы со стороны. Не смотрела ему в глаза. А он хотел, чтобы посмотрела! Но что-то не позволяло прикоснуться к этой восточной статуэтке. Казалось, что она исчезнет, а взамен появится что-то похожее, но истинно версальское. Король не хотел, чтобы эта восточная сказка исчезала. Он знал многих женщин. Но… Но он не знал Памиры.
Они стояли в изящной нише около окна, из которого открывался прекрасный вид на версальский сад. Не работали фонтаны. Деревья замерли будто бы усыпленные поздней осенью. Не было холодно, но чувствовалось что-то, примораживающее не только природу, но и сами чувства и мысли.
Король был в Версале. В ноябре.
Людовик не смотрел в окно. Его внимание поглотила молодая женщина, стоящая рядом. Нужно поручить Бательеру узнать все о ней. Но позже. Сейчас он ловил себя на мысли, что наслаждался ее обществом. Ему нравились ее волосы цвета вороного крыла, блестящие в свете свечей. На них не было бликов. Ему нравилось ее лицо, столь необычное для француженки. Он остро чувствовал аромат востока, изящество и магию – в каждом жесте этой необыкновенной женщины, в каждом ее слове. Он хотел быть околдованным, несмотря на то, что его ждала Монтеспан.
- Вы сами словно ангел. Мы рады вашему появлению, сударыня.
Снова реверанс. Король помог ей подняться, взял за руку. Памира слышала удары собственного сердца, от волнения терзающего грудь. Ей не хотелось прикосновений, но она помимо воли подняла голову и встретилась с его голубоглазым слишком откровенным взглядом мужчины, привыкшего получать свое. Рука короля осторожно скользнула по ее. Еще шаг. Он попытался обнять ее за талию.
Памира напряглась, инстинктивно сделала шаг назад. На ее лице замерло упрямое выражение отказа. Людовик удивился, но не успел что-либо сказать. Знакомый и ненавистный в этот момент голос Бательера разрушил молчание.
- Сир, прошу прощения. Герцог де Лермон здесь.
Людовик отпрянул от Памиры и яростно обернулся к полицейскому. Через мгновение он понял суть сообщения. Улыбнулся. Даже просиял. И стремительно удалился в залу, мимолетом попрощавшись с бледной, как полотно, Памирой.
Анна опустилась на скамейку, прижав руку к груди. Король очень редко после представления дамы ко двору утаскивал эту даму в уединенное место. Памира не питала иллюзий на сей счет. Король на то и король, чтобы всегда, при любых обстоятельствах добиваться желаемого. А ее он возжелал. Причем, вряд ли ему нужна новая фаворитка: Аттенаис де Монтеспан прекрасно держится на своем постаменте, - а вот от новой любовницы король-Солнце вряд ли отказался бы. Он не привык себя ограничивать. Памира поймала себя на мысли, что ей сложно воспринимать Людовика XIV как властителя судеб. В этом отношении память о Мехмеде Четвертом вытесняла новый образ. Но она легко видела в короле мужчину. Избалованного, облеченного властью. Пока кандийка еще не поняла, что она – подданная его величества. Но это только пока…
Бательер замер. Странно было чувствовать это, но он боялся с нею заговорить. Он видел желание короля. И ни на минуту не сомневался, что в скором времени Людовик вызовет его и потребует предоставить всю информацию о мадемуазель де Лорьен… Но что ему сказать? Король положил на нее глаз. А отказ равносилен опале, и тогда мадемуазель пропадет. Готье меньше всего хотел, чтобы она исчезла так же легко, как ворвалась в его жизнь.