Что он спросил?
- Мален много путешествовал. Ваше величество помнит алмаз «Клеопатра», который его величеству прислали в 1668 году? Это был Мален.
Король нахмурился, припоминая. Потом сдержано кивнул. Он помнил редкой огранки черный алмаз. Удивительный подарок, который ему доставили с Карибского моря. И действительно, имя маркиза де Малена при этом звучало. Что ж, доказывало слова герцога о том, что его брат путешествовал.
- Допустим, но где в таком случае Камбале?
Вопрос прозвучал в никуда. Лермон бросил озабоченный взгляд на полицейского, но тот молчал, зло поджав губы. По его резко вырезанному лицу скользила злоба и что-то, очень похожее на досаду. Готье чувствовал себя не в своей тарелке: у него не было ответа. А Мишелю оставалось только поблагодарить небо за то, что оно подарило ему встречу с Памирой, так щедро поделившейся информацией.
- Настоящий заговорщик покинул Францию, Ваше величество, - ответил королю герцог. – Ему помог один из пиратов, называющий себя Злой Гений.
- Вы очень хорошо осведомлены, - заметил король.
- Слишком хорошо, - процедил сквозь зубы Бательер, кипя от злости. Герцог так просто стирал в порошок репутацию полицейского, что хотелось его пристрелить.
Лермон его замечание проигнорировал. Он поблагодарил короля, поклонившись.
- Если вы даете мне слово, что ваш брат не покинет Париж, пока сюда не доставят Камбале, я, так и быть, позволю выпустить его из Бастилии, - сладким голосом проговорил король, положив руку в перчатки на резную шкатулку, стоящую на столе. – В память о былых заслугах и в благодарность о новой услуге.
- Я завтра же отправлюсь в путь, ваше величество, если сегодня мой брат будет дома, - поклонился герцог.
Бательер молчал, всем своим видом показывая, что примет любое решение короля, даже если и не одобряет его.
- Граф, распорядитесь отпустить Малена, - приказал Людовик.
Полицейский поклонился. Черт побери. По всей видимости, герцог привез королю что-то, что было ему нужно. И так легко получил разрешение на освобождение Малена! При том, что у Бательера была масса вопросов, ответы на которые, вероятно, могли бы скомпрометировать и самого Лермона. Но король не дал возможности задать хотя бы один из них.
- Прошу вас, герцог, нас ждет Бастилия, - ледяным тоном проговорил граф, повернувшись к Мишелю.
Оба поклонились и оставили короля в одиночестве. Мишель был доволен. Возвращение алмаза «Санси» сыграло свою роль.
59
Освобождение.
Конец ноября 1672 года. Бастилия.
Доменик стоял посреди пыточной камеры. Стоял, не двигаясь, года. Закрыв глаза, только бы не видеть мучителей. Сжав зубы – только бы не издать звук, который бы выдал его истинное состояние.
Века ему не позволяли двигаться, не давали спать, есть, говорить. Они лишали его всего. Он слышал приказ: не должно остаться телесных повреждений. Пытки закончились, чтобы смениться чем-то более ужасным. Природная выносливость позволяла держаться. Но он чувствовал, как остатки сил упрямым ручейком вытекают из истерзанного тела, гарантируя, что вскоре он рухнет, как подпиленное дерево, к их ногам. Черт побери, никогда!
Он не обратил внимания, как его мучители изумленно переглянулись, не почувствовал, как свежий, но робкий сквознячок прошелся по полу в момент открытия двери, не слышал короткие приветствия.
Лермон замер на пороге, не веря собственным глазам. В нем постепенно просыпалась заглушенная ярость. Он резко обернулся к остановившемуся посреди него Бательеру. Готье промолчал.
Мишель не узнавал в том человеке, которого видел, своего брата. Месяц назад он выглядел по-другому. Сейчас он уже мало походил на человека. Бледный до белизны, со всклоченными странного вида волосами, с запекшимся на левой скуле кровавым нечто. Доменик держался из последних сил, отчаянно сжав кулаки.
Заключенный всего на мгновение открыл глаза. Он увидел брата. Или ему показалось, что увидел, но тело больше не имело сил стоять: граф рухнул.
Никогда до… и никогда после Лермон не видел брата в таком состоянии. Чуть повернув голову, он послал Бательеру слишком жгучий и красноречивый взгляд, заставивший полицейского надменно вздернуть подбородок. Готье отдал приказ помочь герцогу перенести бывшего заключенного в карету, не лишив себя удовольствия пообещать, что будет следить и за Лермоном, и за его неожиданно появившимся братцем.