Выразительные глаза Памиры похолодели.
– Мне уйти?! – став на постели на колени, снова спросила она.
Граф поднял голову, рассматривая ее. Красивая. Даже в этом простом европейском платье. Он тоже поднялся радом с ней.
– Нет. Теперь уже нет, – прошептал он, улыбнувшись.
Памира не заметила, как оказалась в его руках. Доменик опустился на кровать, не отпуская ее.
Она посмотрела ему в глаза и замерла – взгляд графа был тускл, как взгляд старца. Она попыталась отстраниться, но он не позволил. Доменик привлек ее к себе, в сейчас казавшихся черными глазах всколыхнулось что-то незнакомое.
Медленно, словно вспоминая и заставляя вспомнить ее, он провел расслабленными пальцами свободной руки вдоль выреза ее платья. Чувство, которое она испытала, было незнакомым. Такого не было никогда. Никогда еще простое прикосновение не приносило одновременно столько муки и счастья. Сердце с болью билось в груди, отвечая на жест Виразона.
«Я сейчас сгорю», – мелькнула в голове мысль. Но она была к этому готова. Она была готова на все, только чтобы он снова начал жить, чтобы он вернулся в этот мир. Пусть, ценой ее собственного благополучия и счастья – она знала, что после этой ночи уйти ей будет практически невозможно. Но она уйдет. Чего бы это ни стоило.
Одинокая слеза скатилась по ее горячей щеке, коснулась уголка пересохших губ.
Доменик лег, увлекая ее за собой. Памира прижалась к нему, пытая сдержать соленую влагу, готовую ручьями хлынуть из глаз.
– Доменик, я люблю тебя…
Тореаль внимательно посмотрел в ее мокрое лицо, приподняв его за подбородок свободной рукой. И… поцеловал. Мягко, ненавязчиво, словно пробуя ее на вкус.
Когда он выпрямился, на тонких губах играла странная печальная улыбка.
– К сожалению, я любить уже не умею, – тихо проговорил он.
Памира замерла – в его устах подобные слова были равносильны признанию. Она приложила палец к его губам, с ласковой нежностью улыбаясь.
– Мне трудно говорить, – произнес он, спокойно откинувшись на подушки. Все чувства опять исчезли из его глаз. Ну зачем??
Что было в его голосе? Страдание. Боль. Так странно. В этом голосе, которого боялись, приказы, сказанные которым бросались исполнять. В этом голосе, очаровывающим женщин и обещающем, покорившем когда-то ее саму. Странные для него чувства. Необъяснимые, незнакомые.
Памира ласково провела рукой по его волосам. Пират даже не пошевелился, думая о чем-то своем.
– Я знаю, – тихо сказала она. Он промолчал, глядя в сторону.
Она всегда все знала. Это уже не удивляло... Черт, откуда эта апатия? Она… удивительная женщина. Будь он другим, он бы ее боялся, как боялась ее половина Средиземного моря. Боялся бы ее женской слабости, нежности ее рук, ее прекрасных глаз, ее хрупкости и показной невинности. Он поймал себя на мысли, что он хотел бы ей покориться. Что-то подсказывало ему, что Памира действительно была этого достойна.
– Ты помнишь нашу последнюю ночь? – мягко спросила Памира.
Неожиданно… Он отстранился.
– Шторм и проникновение в мою каюту? Разумеется… только… Памира, это было очень давно. Зачем ты…?
72
Доменик встал, недоговорив, набросил на плечи тяжелый бархатный халат и подошел к окну. Памира приблизилась сзади, отказываясь оставаться в одиночестве вдали от него. Но не посмела коснуться графа.
– Я хочу сказать тебе кое-то…
Она уже знала, что нужно, чтобы вырвать его из этой апатии, чтобы заставить его вернуться в этот мир. Хотя бы на одну ночь. А лучше – навсегда. Она готова была солгать сейчас, зная, что когда он узнает правду, он, возможно, возненавидит ее. Но это будет потом. А сейчас у нее не оставалось другого выхода…
– Я слушаю, – проговорил он, опершись ладонями о подоконник.
– Многое изменилось с той ночи. Я встретилась с сыном, и он признал меня. Я теперь не одна. Но…. И тогда на корабле, и сейчас какая-то сила тянет меня к тебе. И с ней я ничего не могу поделать, – она перевела дыхание. – Я… Доменик, у меня не было никого за это время. Хотя… было когда и с кем.