73
Он лег, но уже далеко не такой спокойный и безмятежный, каким был несколько минут назад.
– Мне больно слышать твои слова и больно на тебя смотреть.
– Что еще можно чувствовать к человеку, прошедшему все круги ада? – огрызнулся он.
– Доменик!
Он промолчал. Памира приблизила голову к его лицу, заговорила тише.
– Виразон, вспомни, кто ты! Неужели ты так просто сдашься? Вспомни свою «Пантеру». Твои люди ждут тебя….
– Нет.
– Хорошо! Тогда про все забудь. И про прошедшую ночь тоже. Оставайся здесь до конца своих дней под носом у Людовика и наблюдением тайной полиции.
Она соскочила с кровати, видимо, не стесняясь своей наготы. Подобрала халат пирата и завернулась в него. Бархат подействовал на нее благотворно. Тяжелый и мягкий, он, казалось, еще хранил тепло своего хозяина.
Доменик нахмурился.
– Не говори ерунды. Ты же прекрасно знаешь, что этого не будет никогда, – в его голосе звучали гнев и презрение.
Пират сжал пальцы левой руки в кулак, не меняя позы. Он лежал, заложив правую руку за голову, наполовину прикрытый одеялом.
Памира спокойно рассматривала его. Что-то в нем сломалось, и она отдала бы все на свете, чтобы вернуть прежнего Виразона. Только возможно ли это?
Она без сил прислонилась лбом к стене. Как же ей хотелось, чтобы он сейчас встал и подошел к ней, чтобы обнял. Бессмысленные мечты.
Она резко обернулась к кровати.
– Доменик!
Он все еще лежал, забросив одну руку за голову, а другую, уже расслабленную, положив поверх одеяла. Он словно не услышал ее, задумался. О чем? Зачем?
Она снова отвернулась. Ей надо уйти. Но как можно?..
– К тебе утром никто не должен прийти? – она сменила тему. Больше не оставалось способа задержаться еще ненадолго.
– Нет.
– Нет? А Диана? – ее слова вновь были необдуманны.
– Что это? – с усмешкой спросил пират. – Ревность?
Она снова сменила тему.
– Мишель. Сын. Он ищет тебя. Ты нужен ему…
– К чему ты это говоришь мне, Памира? – нахмурился Доменик. – Я знаю это, но привязывать себя к Парижу не собираюсь.
– Когда ты будешь настоящим? – зло спросила она, подлетев к нему и толкнув в плечо. – Когда уже ты перестанешь прятаться от самого себя? Когда ты будешь жить жизнью человека, пират?!
Виразон резко схватил ее поперек талии и уложил на кровать, мгновенно оказавшись рядом.
– Никогда, – прошипел он.
– Ты убиваешь меня, – прошептала она, не двигаясь, мрачно глядя ему в лицо. – Сжалься, ты делаешь слишком больно любящим тебя людям.
Он ослабил хватку. Тяжелый халат пирата соскользнул с нее, а она, казалось, не заметила. Виразон спокойно укрыл ее одеялом, а сам укутался в мягкий бархат, словно не замечая пылающего взгляда, следившего за ним.
Памира тяжело вздохнула и потянулась за платьем.
Доменик встал. Он не хотел уже спать. Он хотел что-то изменить, но не знал, что. Хотелось что-нибудь сказать. Но опять же… что именно?
Памира медленно одевалась. Почему-то казалось, что в таком виде он видел ее в последний раз. Это этого стало как-то тоскливо и грустно.
Она направилась к выходу.
Доменик закрыл глаза на мгновение. Он вспомнил, сколько событий его жизни было связано с этой женщиной. Он помнил, что это она помогла ему встретиться с братом… Она отдавала ему себя всю. Всегда. Так искренне. И никогда не давала пустых обещаний и глупых клятв.
– Не уходи, – неожиданно для самого себя проговорил он. Он подошел к ней, обнял ее за плечи. Он почувствовал, как она напряглась, как радостно забилось ее сердце, как ее губы тронула улыбка.
– Я многое видела и многое для себя поняла.
– Что ты поняла? – резко спросил он, отстраняясь и по привычке складывая руки на груди.
– Многое. Я почти поняла тебя. Скажу одно: если ты захочешь, ты сможешь сделать женщину истинно счастливой, при этом осчастливишь и себя.
– Ты говоришь непонятные мне вещи.