Тонкие правильной формы губы выдавали в нем человека жесткого, пожалуй, жестокого, безжалостного. Аристократичные черты дворянина причудливо сочетались с выражением глаз, а шелковистые черные пряди странно смягчали последнее. Виразон никогда не носил париков. Его шевелюру часто принимали за парик, просто не веря, что возможно держать волосы в таком прекрасном состоянии. Локоны были мягкими и гладкими, они плавно ложились на плечи неровным иссиня-черным водопадом.
Взгляд Памиры упал на руку пирата, которую она по-прежнему держала в своих, не замечая, что Виразон внимательно следит за ней, прикрыв глаза. Тонкие длинные пальцы послушно легли в ее ладонь, не шевелясь. Рука была изящной, но Памира слишком хорошо знала, какой силой она обладала, чтобы поверить в показную слабость.
Женщина отпустила ее и взглянула мужчине в глаза. Замерла, встретившись с ним взглядом. Смутилась и отвела взор в сторону.
– Я поговорить с тобой хотела, – пробормотала она, укутавшись в одеяло.
…В то утро Виразон впервые за все время их знакомства раскрыл рот для того, чтобы рассказать о себе. Памира узнала все.
Одеваясь, он равнодушно заметил, что если ее предположение относительно личности Фаратона окажется ошибочным, он, Виразон, убьет ее или увезет на какой-нибудь необитаемый остров: она владела той информацией, за которой охотилось слишком много людей. Уже погибло несколько человек, знающих, кто такой Бриз. Она не будет исключением, и материнство ее не спасет.
Она поняла, что он всерьез. Кивнула, соглашаясь. Посмотрела в его спокойно-холодные глаза, проговорила:
– Если не встретишься с братом до конца лета – не встретишься с ним вообще: один из вас погибнет.
8
– Надеюсь, что ты все же права, – шепнул он на прощание, хоть и справедливо принял эти слова всерьез.
Это было третьего марта, накануне дня рождения Анри-Мишеля. Сейчас уже шел август, а Памира все ждала появления Бриза. Ждала с надеждой и страхом, загнанным вглубь сердца. Пока не попала в руки к турку.
Виразон спокойно смотрел на нее, с небрежностью откинувшись на спинку кресла, положив одну руку на подлокотник, а другую на ногу.
– Спрашиваешь, действительно ли Фаратон – мой брат? – неопределенным тоном проговорил он. – Отвечаю: да, это так. Я собирался сообщить эту радостную новость. А вместо пары приятных вечеров в твоем доме был вынужден отправиться в погоню за этим ублюдком.
Она перевела дыхание и спокойно посмотрела на него, уютно устроившись на диване. Насмешливый взгляд Виразона следил за ней.
- Ты смотришь на меня так, будто я виновата в том, что он обошел твоих людей и похитил меня!
- Я нанимался тебе в телохранители?
Памира рассмеялась.
- Нет, ты правда меня винишь?
- Нельзя дразнить турков. А мне пришлось убить его.
- Пришлось, или он просто вывел тебя из себя? – теперь уже Памира улыбалась слишком лукаво и самодовольно.
Виразон опустил голову, задумавшись. А действительно, почему? Что заставило его отнять ту жизнь, которую можно было оставить и использовать потом в своих интересах? Но он никогда не забудет затравленного взгляда Памиры, ее бледное лицо с синяками под глазами… и кровоподтек на плече. Никогда! Турок заслужил смерти. Он не заслужил даже честного поединка. Позорной смерти. Как щенок.
Пират встал.
- Все, что я мог, я для тебя сделал, Кандийка. Теперь мне нужно уезжать.
Она вздрогнула. Прощается. Получил, что хотел, и так просто оставит ее? Не обняв, не поцеловав, не… Ну уж нет!
Она вскочила и шагнула к нему. Благо, силы вернулись за те несколько дней, что они возвращались на Крит.
– Стой! Виразон, мы еще не все обсудили! – ее голос звучал жестко и по-деловому.
Неожиданно для него. Пират, удивленный, остановился и долгим взглядом посмотрел в ее неподражаемые глаза, сияющие решимостью добиться своего.
– Какие же?
– Сын.
– Сын? – он полностью развернулся к ней, положил ладонь на пояс. Неожиданно.