– Ну что вы, господин пират, - насмешливым тоном начал испанец, - почему же сразу виселица? Вы достойны лучшего, вы достойны истинно королевских почестей. Виселицы предназначены для простого люда, подлецов недворянских кровей. Вы же у нас некоронованный король всех воров и пиратов Средиземного моря, для вас мы приготовим что-нибудь интереснее. Что может быть лучше королевской смерти?
– Кажется, меня решили отправить вслед за Карлом I, – с усмешкой сказал Мишель, словно не замечая все еще нацеленного на него пистолета испанца.
– Отец, – тихо сказала Аделаида, неровной походкой приближаясь к ним с помощью матери, – неужели вы способны отправить на эшафот человека, спасшего мне жизнь? Какая разница, кто он? – она положила ладонь на руку Фонсаграды, заставляя его опустить оружие. – Он смелый и благородный человек. Ради меня он рисковал жизнью. И после этого вы сможете его убить?
– А кто, как не он убил вашего брата, Аделаида? – глухо спросил дон Сезар.
Жан, внимательно наблюдавший за тем, что творилось вокруг него, начал выходить из себя. Он прекрасно помнил дона Альфонсо. Он шагнул вперед и, твердо глядя в глаза испанца, произнес:
– Никто твоего сына не убивал. Его убила его чрезмерная гордость и жестокость.
– Будешь рассказывать мне сказки? – высокомерно поинтересовался дон Сезар.
– Послушай, испанец, – угрожающе зашипел Жан, – у нас нет времени пререкаться с тобой. Капитан, нам пора.
Фаратон, молчавший до этих пор, окинул их равнодушным взглядом.
– Если ты, Луиза, не хочешь потерять своего слишком деятельного мужа, ты усмиришь его пыл и дашь нам возможность уйти. В противном случае, я умываю руки.
– Как ты смеешь угрожать?..
Глава сто четырнадцатая
– Сезар, прошу вас, – в голосе донны Луисы зазвенели слезы.
Фаратон сохранял спокойствие, скрывая за ним острое желание свернуть испанцу шею. Аделаида стояла между ними, чуть пошатываясь, но не решаясь коснуться ни родителей, ни, тем более, пирата, который внушал ей лишь безотчетный страх, в то время, как ее отцу – ненависть пополам с презрением к ремеслу морского разбойника. Луиза уже ничего не чувствовала, она не могла придумать, как разрешить конфликт. Она знала взрывной характер Фонсаграды, была наслышана о натуре Фаратона и теперь оказалась в тупике. Испанец пытался стряхнуть с себя руки жены.
– Ты так заступаешься за него, будто он твой любовник!
Мишель, с грустной задумчивостью созерцавший уже звездное небо, был выведен из блаженного равновесия этой гневной и столько же нелепой, сколько неожиданной фразой.
– Да, сударь, – с деланной серьезностью «признался» он, – причем, многолетний. А познакомились мы с донной Луисой, когда ей только-только исполнилось шестнадцать лет, и тогда же вступили в любовную связь.
Мишель не мог видеть, как побелело от ярости лицо испанца.
– Прекратите, сударь, ерничать, – сдавленно прошипел он, вновь поднимая пистолет.
Луиза резко ударила рукой по неуклонно поднимающемуся оружию, Сезар от неожиданности отступил и изумленно посмотрел на жену. Фаратон воспользовался заминкой, радуясь в глубине души, что испанец не выстрелил. Сильнейший удар в челюсть лишил Фонсаграду равновесия, и он повалился на траву под испуганный вскрик Луизы.
Фаратон присвистнул, оценивая действия своего матроса, а тот морщился, потирая кулак. Но вид имел чрезвычайно довольный.
Через мгновение Лермон оказался рядом с так просто и неожиданно поверженным врагом. Фонсаграда был в сознании, но казался изумленным. Он пытался встать, но замер, когда над ним нависла тень пирата, полностью закрыв бледный диск Луны.
– Вы всегда были слишком упрямы, – заявил Фаратон и несильно стукнул серебряной рукояткой пистолета по голове испанца, точно зная, куда бить и что за этим последует. Дон Сезар потерял сознание.
Не успел Анри подняться, а на него уже набросилась с кулаками Луиза, обвиняя в убийстве.