Просоленный ветер на время привел его в чувства. Пират окинул немного рассеянным взглядом свой корабль, легкокрылую «Диану», служившую ему уже не первый год, построенную по его чертежам.
Немного подождав, он обманчиво легкой походкой отправился к капитанскому мостику, где стоял Десница. Помощник приветливо взглянул на капитана, кивком поприветствовав его. Фаратон через силу улыбнулся и положил руку на перила, снова почувствовав странное головокружение. Списав свое состояние на усталость, пират обратился к Диару:
– Смена курса. Мы идем в Александрию.
Расследование дела Санси привело пирата к личности дона Сезара де Фонсаграды. Немного неожиданно. Фаратон узнал, что муж его сестры стал одним из адмиралов Испанского флота. Сравнительно недавно. И слава о нем – нехорошая – гремела по всему морю. Испанцы всегда отличались особенной алчностью и жестокостью. А Фонсаграда был истинным испанцем. Оставалось только надеяться, что Луиза счастлива…
Охотник до блестящих побрякушек, жестокий, словно сам Виразон, дон Сезар быстро придумал себе цель, которой страстно хотел достичь. Он, видимо, знал об истории Санси. Возможно, сам приложил руку к исчезновению камня. Известно только, что у Марселя похищенный алмаз перехватили люди Виразона, но и им не повезло. Этот корабль потерпел крушение и буквально развалился на части на берегу одного из необитаемых островков к юго-востоку от Марселя. До Виразона камень так и не дошел. О его дальнейшей судьбе было мало что известно. Слухи ходили разные. По своим умело настроенным каналам пирату удалось кое-что узнать. И теперь он хотел подтвердить свое предположение. Или опровергнуть его. Кроме всего прочего, он был бы рад встретиться со своей сестрой спустя столько лет разлуки.
Фаратон стоял, стиснув перила. Голова кружилась, темнело в глазах.
– Диар, – глухо проговорил он, – разыщи Али. Пусть зайдет ко мне.
Помощник кивнул. Он проводил обеспокоенным взглядом капитана до самой каюты. Приказал какому-то матросу найти врача. Диару не приходилось слышать, чтобы капитан посылал за Али. Да и выглядел Фаратон неважно. Что с ним творится?
Мишель с трудом добрался до каюты. Ввалился в нее и закрыл за собой дверь – машинально. Тихо ругаясь, он, пошатываясь, направился в комнату, где раньше жила Диана (сейчас она находилась рядом с «убежищем» Али, настоявшего на том, что девушке нужен медицинский уход). Фаратон добрел до своей постели и без сил рухнул на нее, потеряв сознание. «Все, это конец», – напоследок успел подумать он.
Глава пятьдесят третья
Солнце, чьи ласковые лучи несмело проникали в каюту, с недоумением освещало землистого цвета лицо капитана, лишенного чувств. Оно могло бы увидеть, как вошел Али в белом балахоне; как он побледнел, обнаружив лежащего на кровати Фаратона; как запер за собой дверь и приблизился к нему. В эту минуту лик доктора был еще бледнее, чем лицо больного.
Тонкими белыми пальцами араб взял пирата за запястье. Удостоверился, что сердце бьется – перевел дыхание. Капитан был еще жив.
Доктор раздел пирата по пояс, положил освежающий компресс на лоб. Повозившись с ним еще несколько минут, Али пришел к уверенному выводу: отравление. Но чем?
Араб огляделся. Комната была изящно обставлена. И ничего, чтобы привлекло внимание или дало зацепку.
Фаратон пошевелился. Тихий стон. Али подскочил к нему, взял со столика бокал. Налил туда воды из принесенного им графина, и позволил нескольким каплям упасть на пересохшие губы пирата. Резкая судорога прошла по телу больного. На мгновение лицо закрыла странная маска боли. Но мгновение прошло, и черты его лица снова разгладились. Только темные круги под глазами стали еще темнее.
Для араба было очевидно одно – организм пирата каким-то удивительным образом справлялся с ядом. Доктор знал, что капитан принимал какой-то яд ежедневно, но не знал, какой именно. Вполне возможно, его организм успел привыкнуть к небольшим дозам. И как же ему повезло, если оно было так!
Если же нет…
Сильная судорога снова пробежала по телу Фаратона. Доктор вздрогнул. Светлые мысли куда-то испарились – на губах больного появилась пена. Али бросился к нему. Он знал множество способов облегчить страдания. Но он не знал противоядия, ибо не знал яда. Как же мало времени у него было!