Глава шестьдесят шестая
Бриан отскочил от двери в тот момент, когда оттуда выходил Шалиан. Юноша молчал, но в его синих глазах бился всего один вопрос, который не нуждался в том, чтобы его озвучивали. Шалиан остановился. Пожалуй, виконт имел право знать правду о своем рождении, но не так… Не при таких обстоятельствах она должна была быть раскрыта.
- Бесполезно отрицать очевидное, Бриан, - еле слышно проговорил граф, мягким движением положив руку на плечо сына. Он чувствовал дрожь мальчика.
Виконт медленно выпрямился, освободившись от графской руки, отстранился и выдавил из себя улыбку. Интересно, в кого он пошел таким самообладанием?
- Бесполезно, сударь, - проговорил Бриан, - но будьте покойны, для меня это ничего не меняет.
Уважение к Шалиану было искренним и крепким. Виконт ценил свои отношения с графом и гордился называться его сыном. Пожалуй, духовные узы сильнее кровных. Интересно только…
- А кто такой Тореаль?
Вопрос застал Ангеррана врасплох. Он жестом пригласил Бриана следовать за собой и направился в сад. Весенняя ночь позволяла поговорить в тишине. И там вряд ли кто-то мог им помешать.
- Граф Доменик де Тореаль. Брат известного тебе герцога де Лермона.
- Но почему я ни разу не слышал о нем?
Доменик де Тореаль. Незнакомое. Что-то волнующее. Никогда никто в присутствии Бриана не упоминал этого имени. Доменик де Тореаль… Этот неизвестный человек – его отец?
- Он исчез. Почти четырнадцать лет назад.
Виконту было тринадцать. Знал ли Тореаль, что оставил в Париже сына? Догадывался ли вообще о его, Бриана, существовании? А имело ли это какое-то значение?..
- Исчез… - эхом повторил виконт, не глядя отцу в глаза. Где-то в глубине души проснулся интерес. И странное желание встретиться с родным человеком. Родным по крови. Может быть, и по духу? Кем он был, жив ли он? Почему он оставил мать и ребенка?
Шалиан заговорил. Тихо и медленно он поведал сыну историю его матери, обходя щекотливые подробности стороной и не позволяя себе затемнить образ Тореаля. Любовная драма, поспешное прощание. Ложь. Интрига. И слишком горячие голова и сердце, неспособность здраво принимать решения. Подверженность эмоциям. Граф де Тореаль предстал в воображении сына семнадцатилетним юношей. Таким, каким его помнил Шалиан. Юношей с большим и открытым сердцем, потерявшим свою половинку. Юношей, неизменно благородным, но неспособным устоять перед обворожительной красотой. Юношей, готовым перевернуть собственную жизнь в угоду женщине. Бриану нравился этот образ. Хотя почему-то стало горько.
Виконт внимательным, сосредоточенным синеглазым взглядом смотрел на Шалиана, словно опасаясь: вот, сейчас этот мягкий тон изменится, станет холодным и жестким (как в минуту, когда граф говорил с мадам де Шалиан).
Но нет.
- Это все, что я могу сказать тебе, сын. Я помню Доменика мальчишкой. Сейчас он – взрослый мужчина. Если он жив.
Юноша сосредоточенно кивнул, не глядя Ангеррану в лицо.
- Спасибо вам, отец, - проговорил он медленно, глядя в одну точку, словно размышляя о чем-то.
Правда. Кому и зачем она нужна? Для чего? Чтобы вдребезги разбить устоявшийся, привычный мир, перевернуть все с ног на голову и оставить так – кувырком. Для чего? Чтобы человек не был обманут. Но лучше заблуждаться и спокойно жить, чем в одно мгновение лишиться всего. Перестать верить. Потерять незыблемое, принятое как данность.
Правда. Резкая, ненужная, переворачивающая мир. Так жестоко и просто – мягким тоном и доброжелательно – она добирается до своей жертвы, чтобы отнять покой. Пробудить желание искать. И отбить охоту верить.
Встретит ли он когда-нибудь своего кровного отца? А если встретит, то что ему скажет? Да и захочет ли что-нибудь говорить….