Несмотря на высокое происхождение, Лермон был пиратом. Он стал таковым, хотя еще и не опустился до полузвериного образа жизни многих корсаров. Смерть Франческо Селиани не расстроила его, а, скорее, озадачила. И вряд ли кто-то вправе обвинять его в бессердечности: он не остался равнодушным, что подтверждала минутная вспышка гнева; но, будь он мягче, он бы не стал тем, кем его знало море. Привыкнув хладнокровно оценивать события, Фаратон посмотрел на произошедшее несколько с другой стороны. Во-первых, всеобщая уверенность в том, что он погиб, открывала перед ним некоторые любопытные перспективы. «Воскреснув», он застанет врасплох своих врагов, и действовать против них станет легче... Просто надо воспользоваться сложившейся ситуацией и выжать из нее все возможные плюсы. Это делать пират умел. А во-вторых... Франческо был потрясающим фехтовальщиком, почти равным по уровню самому Фаратону, кроме того, он прекрасно стрелял, владел практическими всеми видами оружия, которое было в ходу у пиратов. Как же должен был Виразон фехтовать, стрелять (или что он там делал?!), чтобы убить итальянца? В какой-то момент Мишелю стало не по себе.
Пират провел рукой по волосам и встал, машинально взяв в руки письмо, хотя мысли его были слишком далеки от этого несчастного листка бумаги, которому, быть может, еще придется сыграть какую-нибудь роль в трагикомедии его жизни. Но это будет не раньше, чем Анри дочитает письмо, а он, похоже, делать этого не собирался. Высокий, подтянутый, он застыл посреди комнаты, устремив черный задумчивый взгляд далеко за распахнутое окно.
Да, наверное, Октавиус был прав в чем-то: Фаратону сейчас было необходимо вернуться в деревню и успокоить островитян. А потом... потом он решит, что делать дальше. Сказав себе, что появится в деревне завтра днем, Фаратон с видом какой-то отрешенной меланхолии, близкой к равнодушию, взглянул на письмо.
«... все пути ведут к Виразону. Надо искать в его окружении...»
Мишель вздрогнул от неожиданности, но, быстро взяв себя в руки, присел на край стола, намереваясь прочитать письмо с начала и до конца, чтобы понять к чему эти строки о Виразоне. И что (или кого) именно надо искать среди приверженцев последнего.
«Здравствуйте, герцог!
Простите, что задержала вашего сокола, но я должна была многое обдумать, прежде чем решиться написать вам ответ. Ведь, согласитесь со мной, не каждый день получаешь послания от человека, которого уже пять лет считала мертвым. Вы лишь смутно намекнули мне на то, где вы и как вам удалось выжить, а я не буду задавать вам вопросы относительно вашего тайного существования в месте, мне неизвестном...»
С какой-то насмешливой презрительностью скользнул он взглядом по строкам, написанным крупным, до оскомины на зубах одинаково круглым почерком Луизы, его сестры. Он уже читал начало письма. Еще на поляне перед появлением наместника. Сейчас бывшая мадемуазель де Лермон замысловато выражаясь, начнет охать по тому поводу, что «не имеет возможности разорвать свое сердце надвое, подарив каждому из них по части». Она сожалела, что ее любимый брат за что-то ненавидит обожаемого ею мужа. И прочее, и прочее.
Глава восемьдесят первая
Фаратон жестко улыбнулся, и эта улыбка и полуприщуренные глаза, в которых тихо светился холод, придавали его отчужденно-красивому лицу какое-то почти ужасное выражение. Но по мере чтения им письма оно сменялось бесстрастием, а потом легким удивлением.
«Но все же, герцог, несмотря на выше написанное, я хочу сказать вам - еще раз вам сказать, - что люблю вас по-прежнему. Но я помню также и о Доменике. О нем я помнила всегда. Знаете, Лермон, я провела свое маленькое расследование относительно местонахождения брата. Самое интересное, что все пути ведут к Виразону. Надо искать в его окружении. Есть только несколько человек во всем Средиземноморье, подобным образом попавших сюда: это сам Виразон, его друг торговец Харсим-бей и его враг Фаратон, хотя Фаратон появился на море значительно позже...»