Каждый вечер Фаратон проводил рядом со своей любимицей. Безотчетно доверяя ей жизнь всякий раз, когда его покрытое бронзовым загаром мускулистое тело скрывалось под кристально чистой, но опасно холодной водой. Мишель переплывал озеро, забавляясь тем, что нырял к самому дну, силясь достать какой-нибудь особенно красивый камень или блестящую раковину. Ледяные родники били струями тело, грозя лишить его способности двигаться, но сильным движением Фаратон отправлял себя к поверхности. Восторг. Почти первобытный восторг – выскочить из воды, отряхиваясь, создавая вокруг себя облако из водяной пыли. Не предавала его еще Элания. Каждый раз выталкивая на берег, не позволяя опуститься ко дну.
Вот и сегодня Фаратон, освеженный, удовлетворенный, растянулся на небольшом песчаном берегу, окруженном с одной стороны деревьями, а с другой небольшими камнями, словно горами.
Так и нашел его Али. Пират спокойно дремал, забросив руки за голову. Он казался умиротворенным и почти счастливым. Но ни желания, ни времени умиляться у доктора не было. Он и так слишком рисковал, уйдя сейчас из деревни.
- Мишель! – резковато окликнул он человека, которого мог бы назвать своим сыном.
Пират вскочил и удивленно уставился на Али, видимо, еще не понимая, что происходит. Доктор спокойно уселся на один из валунов, отвернувшись к деревьям, чтобы позволить Фаратону одеться и привести себя в порядок.
Пират казался недовольным.
- Что случилось, Али?
- Диана пыталась покончить с собой, - без какого-либо вступления спокойно проговорил араб, даже не стараясь смягчить действительность.
Пират выронил рубашку, которую в этот момент пытался надеть на все еще влажное тело. Араб скривился, но промолчал.
- Что ты сказал? Почему?
- Потому что считает, что жить ей не зачем, ибо ее герой-любовник пал от руки своего врага. Фаратон, ты никогда не отличался непонятливостью, и, тем более, тупостью. Но неужели нельзя было предположить, что сделает с беременной женщиной твое отсутствие?
- Бере… что??
Пират медленно опустился на соседний валун, не спуская недоверчивого взгляда с посеревшего лица араба.
- Беременной, - спокойно повторил Али. – И настоятельно рекомендую тебе поскорее вернуться в деревню. Возможно, в следующий раз меня не окажется рядом, если наша импульсивная мамзель решит, что жить ей дальше не нужно.
- Что она хотела сделать?
- Нашла твой кинжал, - усмехнулся Али. – Символично, не правда ли? Выбрать именно его, умирая от любви к тебе.
- О какой любви ты говоришь? – вопреки воле пирата, в его голосе прозвучало холодное недоверие.
Али ограничился пристальным красноречивым взглядом. Еще в море Фаратон замкнулся в своей гордости. Заговор несколько встряхнул его и вернул былую человечность. Но хватило этого ненадолго – те несколько дней, что он провел на острове, превратились в сущую пытку для девушки. Его не тронуло ни ее необычно бледное лицо, ни на затаенная боль в голубых глазах. Идея оставить ее себе, как напоминание о том, что где-то еще есть Франция, стала почти навязчивой. Переубедить не удавалось. К чему теперь щадить его чувства, делая вид, что он не при чем в сложившийся ситуации?
- Я должен вернуться к Диане, Мишель, - тише сказал Али, справившись с поднявшейся в груди злобой. – И моли бога, чтобы завтра я нашел там и тебя.
Фаратон нахмурился, не ответив на последний выпад доктора. Злость и обида почему-то не могли перекрыть собой проснувшееся чувство вины – и отчаянное желание прижать Диану к себе…
Глава восемьдесят третья
Солнце уже почти скрылось за горизонтом, когда он очнулся. Он все так же лежал на берегу озера, где оставил его араб. Но теперь не было места безмятежности и покою. Две зыбких тени непременно вставали перед мысленным взором, стоило только закрыть глаза или задуматься: Десница, чью судьбу еще предстоит устраивать; и Диана, которую Фортуна чуть было не застала врасплох.