Несмотря на свою мелочность, однако же, наши двое ученых сделали удивительное открытие, чреватое важными последствиями для человеческого рода, такое, которое было бы под силу только великим людям. Они, пожалуй, сами не сознавали важности того, что делают. Положим, и мистер Бенсингтон, и профессор Редвуд в юности, выбирая себе профессию, отдавая свои силы соответствующим наукам, не могли не руководствоваться отчасти и фантазией — мечтами о славе, о величии своего призвания. Без такой мечты разве мог бы молодой человек всецело отдаться делу, которое сулит ему только положение «ученого»?
Нет, они, несомненно, понимали, что делают, несомненно, мечтали, а не только копались в науке. Но величие открытия осенило их настолько, что сами они, увидев это величие вблизи, перестали верить в него.
Поэтому-то, может быть, Редвуд сделался таким неуживчивым и раздражительным.
2
Я называю «Пищей богов» то вещество, которое открыли Бенсингтон и Редвуд. Последующие события доказали уже, да и впредь не перестанут доказывать, что я нисколько не преувеличиваю.
Но мистер Бенсингтон был, в сущности, так же неспособен дать своему открытию это название, как выйти из своей квартиры на Слэн-стрит в пурпурной тоге и лавровом венке. Это название вырвалось у него в первую минуту под влиянием научного восторга, но он тотчас же признал его нелепым.
Как и подобает настоящему «ученому», увидав величие вблизи, он тотчас же закрыл перед ним глаза. Окрестить свое открытие «Пищей богов» ему показалось почти наглостью. Он даже удивился, что такое название вырвалось у него в первую минуту.
А все-таки… а все-таки, я полагаю, что в глубине души он и сам не знает настоящей цены своего открытия: это видно по нему иногда…
— Ну да, знаете ли, — говорил он как-то раз, потирая руки и нервно посмеиваясь, — это представляет интерес не с одной только теоретической точки зрения…
Затем, нагнувшись к уху профессора Редвуда, он прошептал:
— При надлежащей постановке дела мы могли бы, пожалуй, продавать это как пищу, или, по крайней мере, как составную часть пищи.
— Как назвать? — продолжал он, отвечая на вопрос Редвуда и пристально рассматривая разрезы на своих мягких ботинках. — Мне кажется, что нужно остановиться на каком-нибудь тонком классическом намеке… Это соответствует достоинству науки. Я думал… вы, может быть, найдете мою фантазию смешной… но иногда позволительно немного пофантазировать… что вы скажете насчет Гераклеофорбии? А? «Пища Геркулеса»?! Но если это вам не нравится…
Редвуд сидел молча и ничего не возражал.
— Можно, пожалуй, назвать Титанофорбией — «Пищей титанов»… Вы предпочитаете первое название? Вы не находите, что оно несколько…
— Нет, не нахожу.
— А, тем лучше! Очень рад!
Итак, они назвали свое открытие Гераклеофорбией. Это название употреблено и в докладе Королевскому обществу, который однако же, так и не был напечатан вследствие дальнейших неожиданных событий. Собственно говоря, было четыре сорта Гераклеофорбии, и только последний из них, четвертый, я называю здесь «Пищей богов».
3
Идея открытия принадлежала Бенсингтону, но так как она была подсказана ему одной из работ профессора Редвуда, то Бенсингтон счел долгом посоветоваться с этим джентльменом о дальнейшей работе. Сама идея была в равной мере и из области физиологии, и из области химии.
Профессор Редвуд принадлежал к числу ученых, питающих пристрастие ко всевозможным диаграммам и кривым. Вы ведь знакомы, конечно, с научными работами этого рода. Текст в них обыкновенно очень краткий, а в конце помещены пять или шесть больших складывающихся листов с диаграммами, на которых начерчены неудобопонятные кривые и ломаные, сплошные или пунктирные, иногда разноцветные линии с абсциссами и ординатами. При взгляде на них невольно приходишь к заключению, что не только ничего не понимаешь, но и сам автор едва ли понимал то, что чертил. Но на самом деле многие ученые хорошо понимают свои диаграммы, только не умеют сделать их понятными и для нас.