Нрав неотесанных и грубых беспредельщиков Валерке близок не был, поэтому он больше наблюдал за ними, чем участвовал в их жизни. Все Платки ездили на мотоциклах. Самый быстрый, как ни странно, был у Йеши. Причудливая машина, которой Лагунов никогда раньше не видел, он словно был украден со съемочной площадки фильмов про будущее. Это был С-565 или же просто «Восток» приятного серебристого цвета с красными деталями.
— Поэт, ты где вообще его достал? — как-то пристал к Йеше Планета.
— Где достал, там уже нету. А тебе какое дело? — нехотя отвечал Поэт.
— Такой же хочу. Дашь покататься? — Планета в этот момент был похож на маленького ребенка, другу которого родители купили новый велосипед.
— Не дам, — резко ответил Йеша и надул щеки.
— Это почему это? Ты не волнуйся, я не поцарапаю! — обещал Планета.
Но Йеша наотрез: — «Нет!» — и все тут.
— Разобьешься. Я снова друзей хоронить не хочу. — отвечал Поэт, а сам угрюмо смотрел в стену мимо Планеты. — Он не для наших дорог сделан, а для специальных трасс.
— Ну ты же как-то ездишь! — не унимался Планета. — Хоть скажи где достал!
— Отстань, говорю! — паренек обреченно вздохнул. — Был у меня при Советах друг-гонщик, мечтал на Чемпионате Мира СССР представлять. Уж не знаю какими путями он этот моцик получил, но когда он на нем ездил, за ним было не угнаться.
— И как, прошел на чемпионат? — в глазах Планеты заиграл огонек.
— Нет, — Йеша отрицательно мотнул головой, — Попал в аварию, что иронично, не на моцике. Он Кавказ любил, поехал с другом ночью по серпантину, начался дождь. Машину занесло и с обрыва. Водитель насмерть, а гонщик с переломом позвоночника, паралич, на всю жизнь к кровати прикован. Он мне Восток и завещал.
— Вот оно как, — Планета заметно расстроился. — И что, никаких шансов встать на ноги?
— Никаких, — кивнул Йеша.
— А если в будущем технологию изобретут? — озвучил надежду пацан.
Поэт мотнул головой и ответил:
Касается неба диск солнца златой
«Востока» орел там в землице сырой.
Обломаны птицы свободные крылья,
В отчаянье своем вспорол себе грудь
Орел острым когтем.
Планета больше ничего не спрашивал. Валерка, присутствовавший при этом разговоре, сочувственно покачал головой и сказал:
— Соболезную.
— Не стоит. Он предпочел месяц свободного полета долгой и невзрачной жизни. Изысканный способ закончить свое существование. Это выбор сильного человека.
Валерка нахмурился. Йеша, как обычно, ничего не говорил прямо, так что о том, что же значит «месяц свободного полета» в конце которого наступает смерть, можно было только догадываться. А догадки о судьбе гонщика у Валерки были самые нелестные.
— Но знаешь, под конец жизни в кругу советских гонщиков его признавали лучшим. Это то, что до сих пор заставляет меня сомневаться, в том, что их существование — абсолютное зло, — слово «их» Поэт особенно выделил.
Рубин жадно слушал Йешины слова, пытаясь уловить все те смыслы, которые парень в них закладывал. Впрочем, Планета выглядел не менее внимательным.
— В тебе сочетаются две удивительные черты, Поэт, созидательная, которая понимает и прощает даже самых жутких существ, и разрушительная, которая их же ненавидит и стремится уничтожить, — неожиданно серьезно заметил Планета.
Валерка удивился, он смотрел на местных пацанов свысока. Сам Лагунов был из хорошей семьи, просто, так сказать, заплутал на дороге жизни, поэтому оказался здесь, а они — тугоумные верзилы, хорошо если закончившие весь курс школы, явно не были способны поддержать сложные диалоги, не говоря уж о том, чтобы читать между строк, Рубин был убежден. Или он ошибался? Планета сейчас выглядел очень сознательным, будто бы это не тот человек, который пять минут назад по-детски просил Поэта покататься. Валера видел, как парень присматривается к товарищу, пытается постичь его натуру. А еще, похоже, Планета тоже знал о вампирах.