Лагунов оглядел Планету, на котором не было и царапины.
— А ты, трус, не осмелился даже в бой вступить.
Рубин почувствовал, как его накрывает волна гнева, смешанного с отвращением. Он вскочил и замахнулся, чтобы хорошенько вдарить по чистенькому опрятному личику Женька, но промахнулся, — Планета отступил назад.
— Когда успокоишься, тогда и поговорим, — бросил пацан и хлопнул дверью.
— Рубин, сядь, — остановил Валерку Йеша.
— Прости, иногда я не могу справиться с эмоциями. Не бывает войн без потерь, зато мы сегодня сожгли двух стратилатов. Хотя бы не впустую. Не соверши мы этого, жертв было бы больше, причем не только среди шпаны, — Поэт тяжело выдохнул.
— Йеша, я, кажется, видел полемарха, — осторожно сказал Валерка.
— Что? — пацан удивился. — Знаешь, я, честно говоря, не думал, что тебе удастся. Ты уверен, что это был он?
— Да, — Лагунов кивнул. — Более того, я уже встречался с ним ранее, в «Буревестнике».
— Это тот самый лагерь, где ты стал вампиром? — уточнил Йеша.
— Ага, — подтвердил Рубин, — Он совсем не изменился, такой же мальчишка лет двенадцати. Невысокий, худой, с черными, как смоль, волосами и такими же черными бездонными глазками. Полемарх откуда-то с севера, на лицо монгольчик, скулы такие высокие, как горы. Взгляд раскосый, звериный. Его в лагере не любили за нелюдимость, но и не доставал никто, не осмеливались.
— Имя помнишь?
— Помню, — кивнул Валера. — Илюшка самоед.
— Вот-те на… — протянул Поэт.
— Что такое? — не понял Лагунов.
— Самоедами-то людоедов называют, — Йеша невесело усмехнулся. — Есть на севере народ, ненцы. Так вот издавна их самоедами кликать стали. Похоже, те, кто дал им такое название, столкнулись с вампирами из ненецкого народа. А Илюшку-то, верно, Илко зовут. «Жизнь» — по-ихнему. Такие имена дают детям, родившимся без признаков этой самой жизни.
Рубина передернуло. У парня возникло ощущение, что он коснулся чего-то древнего, самобытного, будто стал частью старой мрачной сказки, которая вдруг выплеснулась в реальность со страниц давно всеми забытого альманаха.
— Знаешь, Йеш, мне порой кажется, что я схожу с ума и нахожусь в перманентном бреду. Будто мне стоит убедить собственный мозг в нереальности моих фантазий, и все пройдет, вампиры исчезнут, и я проснусь человеком в какой-нибудь обшарпанной палате отделения психиатрии, — поделился с товарищем Валера.
— Наверное, когда превращаешься из человека в кровопийцу, мозг таким образом пытается справиться со стрессом, пытаясь отрицать непривычную картину мира. А в чем еще это выражается?
Лагунов задумался:
— Ну, я вижу мертвых. Говорю с ними, — Рубин думал, что Поэт сейчас рассмеется после такого-то заявления, но Йеша даже не улыбнулся, наоборот, серьезно и сосредоточенно слушал вампира.
— Любых или…
— Нет, только близких.
— А где ты их видишь?
— В каком смысле, — удивился Валерка.
— Ну, возьми кого-нибудь одного и подумай, где ты с ним разговаривал.
— Ну, например, мой брат, Денис. Я иногда вижу его дома, особенно часто, когда читаю книги.
— А еще где?
— В «Буревестнике» видел.
— А Денис там когда-нибудь был?
— Был, — кивнул Рубин. — Вожатым.
— И книги читать любил?
— Он собрал треть нашей домашней библиотеки.
Йеша улыбнулся.
— Ну и чего ты лыбишься-то, сейчас ведь скажешь, что я псих с галлюцинациями, — фыркнул Лагунов.
— Не-а, — Поэт отрицательно мотнул головой. — Просто, похоже, ты от природы чувствительный к энергии.
— Что ты хочешь этим сказать? — Не понял Рубин.
— Ты ведь знаешь, что вампирам не просто кровь нужна, им требуется жизненная энергия, которую они ее посредством получают. Каждое живое существо оставляет частички своей энергии в местах, где обитает. Особенно там, где человек испытывал сильные эмоции. И есть люди, которые могут уловить этот шлейф даже спустя много лет после смерти его обладателя. Поэтому в «Буревестнике» на футбольном поле или дома на кончиках книжных страниц ты и видел эти остатки. Это то, что обычно называют призраками. Призраки людей в среднем живут около года-двух, потом их энергия угасает. В редких случаях они улетучиваются за пять лет. С мертвяками не так, они тоже оставляют свои следы, переваривая чужую энергию. И вот она более долговечна. Ощущать присутствие пиявца можно лет десять-двадцать. Тени некоторых особо кровавых стратилатов люди видят еще несколько сотен лет после. Так что, даже если тебе кажется, что ты общаешься сам с собой, это не так. Просто те, кого ты любишь, до сих пор тебя защищают.